Наше преступление
Шрифт:
«Должно и зубы вышибли», хотлъ онъ сказать, чувствуя какую-то непривычную неловкость во рту, но языкъ не шевельнулся. Тогда Иванъ быстро под-нялъ лвую здоровую руку и увренно, дловито пе-решаталъ и перепробовалъ ею одинъ за другимъ вс свои зубы. -
Акулина, Катрина, Елена, Аонька и малнькая Маша, не отрывая глазъ, слдили за всми го дй-ствіями. . . . •
Оказалось, не хватало нсколькихъ передпихъ Зу-бовъ, коренные же вс были цлы.
Покончивъ съ зубами, Иванъ занялся руками и ногами. Лвая нога двигалась легко и свободно, какъ совершенно здоровая, и онъ приподнималъ и сгибалъ ее, за то правая нога, какъ и правая рука, лежала подобно бревну и никакъ онъ
Тутъ только своимъ зрячимъ глазомъ онъ уви-длъ притаившихся родныхъ.
— Ванюшка, жаланный ты нашъ, што-жъ ты намъ ничего не прикажешь,* горемычнымъ? окликнула его Акулина, поднявшись съ табуретки и тихо, осто-рожно подходя къ нему.
Иванъ ничего не слышалъ, потому что отъ по-боевъ оглохъ, хотлъ поздороваться съ родными и спросить, гд онъ находится, но языкъ опять не по-виновался ему.
«Какъ они меня расшибли», — подумалъ онъ. Ему стало жаль своихъ родныхъ и на' глазахъ его пока-зались слезы.
. Это послужило какъ бы сигналомъ къ ^бщему плачу. Вся въ слезахъ мать наклонилась къ нему. Онъ опять захотлъ заговорить, но вмсто словъ: «Не тужите, поправлюсь, дастъ Богъ», только нсколько разъ съ болзненнымъ усиліемъ промычалъ: «ме... м-е» и замолкъ.
Это безпомощное мычаніе только усилило рыданія бабъ. Слезы жалости къ роднымъ и досады на свою безпомощность крупными каплями полились изъ глазъ
117
йвана, н здоровой рукой онъ сталъ гладить наклонн-ное лицо матери. Онъ замтилъ, что лежитъ на за-грязненной имъ иостели, и это было ему непріятно и стыдно. Опъ безпокоился и длалъ усилія пере-вернуться съ лваго бока на спину. Бабы угадали го жланіе и общими усиліями приподняли Ивана на -рукахъ. Онъ обвисъ и показался имъ куда тяже-ле, чмъ былъ раныпе, когда он его, безчувствен-наго, по нсколько разъ въ день перекладывали съ боковъ на спину и обратно. Однако, когда он при-подняли его и, быстро сбросивъ грязную простыню, постлали на тюфякъ чистую, онъ самъ перевернулся и легъ на спину. ' _
Лежа въ новомъ положеніи, Иванъ здоровой рукой крпко сжалъ руку жены и, глядя въ ея лицо, не переставалъ безмолвно плакать.
Елена подставила Катерин табуретку и та, не отнимая своей руки изъ руки мужа, осторожно при-двинула ее ногой къ кровати "и сла на не.
«Ну, што-жъ, отмучался, — подумалъ онъ о себ. — Вотъ какъ ихъ оставить? Кабы достатки... а по чу-жимъ людямъ таскаться — не ладное дло. Чужой хлбъ горекъ, чужой уголъ не гретъ!..»
Особенно ему жаль было жены. Осматривая ее, онъ покосился глазомъ на округлый, сильно выдав-шійся животъ ея, вспомнилъ, что она на сносяхъ, и въ голову ему нахлынули т радостныя мысли, которыя онъ лелялъ въ послднія недли.
«Красные сапожки... да, — сказалъ онъ себ. — Катя общалась родить сынишку, а я хотлъ обрядить его въ красные сапожки... и шапочку тепленькую съ наушниками, штобы на улицу выходить съ имъ. До-ждусь ли сынишку-то? Ишь какой я недужный!»
И Иванъ все плакалъ и не выпускалъ изъ своей руки руку жены и все глядлъ на нее, не отрывая евоего зрячаго глаза Ги
118
Предъ глазомъ стало рябить и все закрываться досадЛивой, мигающей сткой и Ивану вс хотлось смахнуть эту стку, но она становилась вс гуще и непроницаеме... Исчезли уже и жена, и срая стна, улетучились ;и сладкія мечты о будущемъ сынишк и красныхъ сапожкахъ. Онъ уже давно пересталъ пла-кать; зрячій глазъ го на половину закрылся и только отзвукъ послдней забытой мысли ёще виталъ гд-то въ его мозгу. «Дождусь-ли? — спросилъ онъ. — Кого?»
И ему почудилось. что кто-то невидимый, но близкій прикоснулся къ нему, и его-то онъ дожидался. Онъ содрогнулся отъ непонятнаго ужаса. Невидимый уда-лился.
Теперь Иванъ халъ по ровному полю въ телг, до верху нагруженной муравой. Вдругъ на дорог обрывъ. Иванъ пугается; буланая кобыла сла на крупъ; хомутъ ссунулся ей на самую голову, а возъ все напираетъ; уже концы оглобель торчатъ выше ушей лошаденки, и вотъ-вотъ она вмст съ возомъ и съ нимъ полетитъ подъ кручу.
Ивану жаль и кобылы, и товара, и себя. «Што ужъ лошадь, мурава? Лишь бы самому быть живу...» Онъ хочетъ соскочить, но видитъ, что сидитъ не такъ, какъ раныпе на передк, а ужъ наверху и руки, и ноги расползаются на глянцевитыхъ, круглыхъ горш-кахъ... Но вотъ уже возъ — не возъ, а Прошковская колокольня. «Смотри, братишка, — говоритъ Сашка, — какъ поднялась вода». Иванъ изъ-подъ колоколовъ гля-нулъ внизъ и замеръ. Вода прибивалась .къ самому окну и того и гляди, что хлынетъ ему подъ ноги. Дядя Егоръ сказалъ, что это не вода, а кузовскі бабы упустили наваренпое къ праздник пиво. Сашка толкнулъ го въ бокъ: «Давай, — говоритъ, — хлебать». «Хлебать, такъ хлебать» отвтилъ Иванъ, но оказалось, чго онъ лежалъ на дорог, а надо пахать.
— Што я лежу? За меця люди орать н будутъ! сказалъ себ Иванъ и какъ будто не онъ самъ сказалъ,
№№№.еІаПвка2аХ^пЛ
а кто-то невидимый и близкій. Онъ схватился за ручки сохи, припалегъ. Лошадь дернула; сошникъ съ гро-хотомъ и трескомъ сломался; Иванъ упалъ и, сотряс-шись всмъ тломъ, отъ испуга проснулся.
Жена лежала на полу у его ногъ, вся въ слезахъ, съ искривленнымъ отъ ужаса лицомъ. Ее подняли. Она рыдала, отмахиваясь руками, и отворачивала отъ мужа лицо.
Иванъ напряженно, съ тревогой слдилъ за нею глазомъ и старался понять причину ея испуга.
«Рази я помираю?» спросилъ онъ себя, но забылъ отвтить на свой вопросъ, все слдя за женой.
— Мамынька, Аленушка, я боюсь! боюсь!—вн себя кричала Катерина. — Енъ помираетъ, Ваня-то... боюсь... боюсь...
— Господь съ тобою, доченька, ты его спужала. Рази можио такъ? Н даешь спокойно отойтить его душепьк,—укоризненно говорила Акулина. — Подь домой, доченька, Господь съ тобою... Мы тутъ все справимъ и за тобой пришлемъ Аоню... Подь, подь! — уже нетерпливо замахала опа руками на невстісу.
Катерина поспшно одлась и подошла къ мужу.
— Не помирай безъ меня, Вашошка, дождись, жа-лаппый, приду по утрію...
Иванъ ничего не слышалъ изъ всего того, что говорили около него. и папряженно всматривался въ лицо жены. Понявъ, что она прощалась съ нимъ на-всегда, онъ вдругъ сталъ выгибаться и колотиться всмъ тломъ на постели, какъ длаютъ капризпыя дти. Внезапный, отчаянный порывъ къ жизни овла-длъ имъ.
— О-о-о! Ой-ой-ой! — закричалъ онъ во весь голосъ, и хотя двигаться ему было нестерпимо больно, а въ голов крики отдавались, какъ въ пустомъ боченк, т. е. какъ будто не вылетали наружу, а, отталкиваясь "'тъ внутреннихъ стнокъ черепа, опять шли внутрь,
.... №№№.с тпвка2аШ.ги
въ голову, причиняя страшныя страданія, Иванъ про-должалъ кричать. Такъ крикнулъ онъ разъ двадцать и изнеможенный притихъ на постели, когда за Ка-териной уже давно захлопнулась дверь. Голова его втянулась въ плечи, лобъ вспотлъ и все тло плот-не и грузне размстилось на постели, точно при-липло къ ней. Дышалъ онъ рдко и тяжело, всхлипы-вая какъ-то. «Ползетъ... — сказалъ себ Иванъ и вну-тренно прислушался. — Ползетъ... ползетъ...», повто-рилъ онъ. Отъ отмершей, холодной правой половины его тла на живую, дьппащую и чувствующую, на-ползали мурашки и равномрно, медленно ползли, ма-ло-по-малу захватывая и эту живую половину...