Наследие Иверийской династии
Шрифт:
— Анна Верте не просто девушка, солнце моё. Она — символ нового Квертинда. Она первая выпускница заложенной мной академии, и подобным жестом мы укрепим её влияние. Это положит начало новому веянию в обществе и культуре. Женщины отныне тоже станут полноправными участницами королевской жизни и созидательницами. Подобно своей королеве, они будут наделены правом власти. Это часть моего величайшего наследия, — я аккуратно поднимаю Ирба за подбородок, заглядываю в глаза. — К тому же, Анна Верте достойная партия. Она из знатного древнего рода, прекрасно воспитана, здорова и красива. Чего
Ирб бросает взгляд на Цергога Рутзского, угловатого, бледного и неожиданно улыбающегося.
— Я жду… любви, — предпринимает принц последнюю попытку и с новым рвением бросается в диалог: — Как же любовь? Я ведь никогда не смогу полюбить эту женщину.
— Королям не позволено любить, мой мальчик, — аккуратно оглаживаю его острые скулы. — Эта привилегия нам не доступна. Хорошенько это запомни.
— Ваше Величество, — вмешивается Цергог Рутзский и я предостерегающе вскидываю бровь.
Юнец хочет что-то сказать, но его перебивает громкий голос лорда-камергера.
— Её Сиятельство госпожа Анна Верте, первая мелироанская дева и благороднейшая из леди! — разносится под расписными сводами.
Люди покидают свои уютные компании, перемещаются ближе к перилам, расступаются, образуя проход. Смеются, делятся предположениями и звенят бокалами, славя Иверийскую династию.
Но когда на самом верху широкой лестницы появляется юная особа в сопровождении двух служанок, всё тут же стихает. Слышен только цокот копыт из распахнутых балконных дверей да шелест фонтанов из сада.
Нежная, тонкая, изящная девушка с тёмными волосами, едва заметно отливающими медью в ярком весеннем свете, несмело шагает по ступеням. Оголённые шеи и плечи сверкают белизной, плавность движений завораживает. Звук каблуков глушится алой ковровой дорожкой. Платье тянется шёлковым шлейфом вслед за своей хозяйкой, и она слабо, испуганно улыбается, опускает глаза.
Под одобрительные шепотки и шорохи Анна Верте плывёт сквозь толпу собравшихся людей прямиком к нам. Она останавливается в пяти шагах, приседает в низком, идеально поставленном реверансе и ждёт, когда к ней обратятся венценосные особы.
— Ваше Высочество, — официально обращаюсь я к принцу. — Разрешите представить вам Анну Верте, первую и достойнейшую из мелироанских дев. Смею надеяться, что ваш союз положит начало чему-то великому. Поднимитесь, милая Анна.
Я подхожу, беру её за руки, целую в лоб и ловлю кроткий взгляд ярких, ярче небесной лазури глаз. Столько в них невысказанного страдания! То смотрит уже не отчаяние и не покорность, а смиренная обречённость. И сквозь эту скорбь проглядываются отблески страстной натуры, непокорной ни королеве, ни обстоятельствам, ни судьбе. Тихий омут, в котором суждено потонуть моему сыну. По крайней мере, я всем сердцем желала Ирбу проникнуться нежными чувствами к своей будущей супруге. Хотя бы такими же, какими я прониклась в своё время к Уиллриху Веллапольскому.
— Ирб Иверийский, — гордо, с достаточной теплотой в голосе представляется принц. — Рад нашему знакомству. Ваше Сиятельство…
Он приближается, стуча каблуками в тишине, и привычным жестом целует девичью руку в белой перчатке.
Анна стоит, едва дыша, не смея пошевелиться и даже заговорить. Её волнение должно быть понятно, но что-то ещё есть в этом тайное, как будто неизвестное всем участникам. Неужели в самом деле заговор, как некогда предостерегал меня отец? Я всматриваюсь в мелироанскую деву, стараясь найти подтверждение своим догадкам. Ожидая просьбы, ответной любезности, любого слова или слёз, может быть, но она только вскидывает голову и улыбается так, что невозможно разобрать, что же скрывает это очаровательное девичье личико.
— Это честь для меня, Ваше Высочество, — снова склоняется Анна, а, поднявшись, охотно опирается на предложенную Ирбом руку.
— Идёмте, я представлю вас, — произносит Ирб скорее для того, чтобы заполнить паузу. Придворные и знать снова приходят в волнение, зал гостиной полнится шумом, стуков каблуков, голосами и далёкими звуками инструментов.
— Этот, — принц с детской непосредственностью хлопает по плечу юного северянина так, что тот едва не падает. — Цергог Рутзский, будущий наместник северного края Галиофских утёсов.
Цергог мнётся, топчется на месте и, прежде чем приложиться к дамской руке, одёргивает сюртук. Я замечаю, как бегают его глаза. Глаза Анны Верте же блестят, будто от слёз, но она находит в себе силы сказать пару слов о том, как ей приятно быть представленной.
— А этот, — игриво продолжает Ирб, — мой первейший советник, знаменитый своими подвигами офицер Ханз лин де Врон.
— Рада знакомству, Ваша Светлость, — шепчет Анна и отточенным жестом подаёт руку для ещё одного поцелуя.
Но его не следует. Секунду, другую, третью Ханз стоит недвижно, будто застигнутый врасплох заклинанием Мэндэля. Офицер бледен и растерян настолько, что я начинаю тревожиться.
— Ханз! — торопит его Ирб, приходя в развесёлый настрой от замешательства друга. — Не будь таким невеждой, ты на светском приёме при дворе!
— Да, — часто моргает Ханз, будто пытаясь избавиться от пелены перед глазами. — Да, я тоже… рад.
— Что ж, вы познакомились с моими друзьями, госпожа Верте, — выдыхает Ирб так, будто самое трудное позади. — А теперь я покажу вам сад. Там расцветают барбарисы. Вы любите барбарисы?
Прорицание закончилось резко, свернулось перед натиском настоящего, как будто какой-то из богов схлопнул его между ладонями. Я потёрла глаза, вытянула руки вверх, разминая тело после утомительной неподвижности, и вдруг тихо вскрикнула, осознав, что в кабинете Великого Консула я не одна.