Наследие Иверийской династии
Шрифт:
— Кряхт!… — вырвалось у меня вместе с резким выдохом.
К счастью, мост всё ещё был целым, и я не оказалась в ручье, но, кажется, намертво застряла в этой тюрьме из досок, верёвок и собственной трусости.
— Как ты сказала? — раздалось уже совсем рядом. — Кряхт? Что это значит? По-веллапольски?
Ренуард стоял на берегу и довольно нахально оценивал меня взглядом.
— Досадное недоразумение, — прорычала я сквозь зубы. — Не поможешь?
Я отцепила руку, чтобы протянуть её Батору, но мост снова заскрипел, посыпалась труха, и я быстро схватилась за трос. Отчего-то я чувствовала себя катастрофически унизительно.
— После того, как ты сбежала и от меня? — он не сдвинулся с места ни на шаг. — Возможно. Я же великодушен. Но не сразу. Ты так прекрасна в своей беспомощности, что я хочу полюбоваться.
— Ну и катись к Толмунду! — неожиданно злобно выругалась я и попыталась освободиться.
Но сделала только хуже. Кажется, любые попытки вырваться из оков ухудшали ситуацию. Да чтоб эту Таххарию-хан икша пожрали! Едва дыша и стараясь не делать резких движений, я всё-таки вытащила ногу, насквозь вымокшую и грязную, но теперь боялась идти обратно — мост шатался, подошвы скользили по мокрым доскам, а верёвки и вовсе ходили ходуном.
— Ладно, — сдался Ренуард, подошёл ближе, крепко схватился за опорный столб и протянул мне руку. — Иди сюда, авантюристка. Но по дороге признайся, что сделала это нарочно.
— Ты ведь шутишь, — обиделась я, но всё-таки потянулась, шагнула, схватила его за руку и… чуть не упала снова.
К счастью, Ренуард помог мне удержаться. Казалось, ещё миг — и мы рухнем в ручей все вместе: я, мост и наследник южного удела.
— Знакомый приём госпожи Првленской, — Батор протянул уже обе руки, обхватил мою талию, легко поднял над землёй и помог, наконец, выбраться. — Девушка в беде. Обманчивая уловка, чтобы я почувствовал себя спасителем и пришёл на помощь несчастной леди в трудный момент.
Почувствовав под ногами опору, я тут же села прямо на траву, наплевав на приличия, сняла мокрую туфлю. Задрала юбку, ослабила подвязку и принялась скатывать чулок. Ренуард деликатно отвернулся — посмотрел за ограду, на океан и всё ещё играющих на площади музыкантов. Попытка отвлечь нас от неудобных разговоров удалась, но это была только отсрочка. Может быть, позже я всё-таки придумаю, как говорить с Ренуардом о менторе, но сейчас… Сейчас я всерьёз раздумывала, не изобразить ли обморок благородной леди.
— Сработало? — решила я вместо обморока подыграть Ренуарду и сделать вид, что так и было задумано. — Почувствовал себя героем?
Под коленом и на голени красовались ссадины и царапины, и я вдруг даже порадовалась этому приключению. Промокнула капли крови чистым краем платья, оттёрла грязь пучками травы. После долгого дня и физических нагрузок тело казалось непослушным, руки и ноги налились приятной тяжестью. Давно забытое, но такое приятное ощущение.
— Мелковато для спасения, но… Да, — Ренуард втянул воздух, коротко глянул на мои обнажённые лодыжки и тут же отвёл взгляд. Он сделал шаг в мою сторону, легко и гибко, как будто совершил танцевальное движение, и предложил свой платок. — Было здорово совершить пусть и крохотный, но подвиг. Будоражит. Уверен, каждый мужчина был бы счастлив оказаться на моём месте. И даже не пришлось никого убивать. Тем более великого воина.
Опять он за своё?
Я выхватила платок — вышло довольно грубо — процедила сквозь зубы благодарность и вытерла лицо, влажную ложбинку между грудей, плечи. Встала, ощущая под ногами мягкую траву. Поставила грязные туфли на парапет, забралась на низкую степень у балюстрады — она оказалась едва тёплой — и подперла подбородок рукой.
— Чудесный всё-таки отсюда открывается вид, — непринуждённо бросила я. — Ты часто здесь бываешь, Рени?
— Часто, — он встал рядом, облокотился о перила.
Сюртук он оставил у стола, и в сорочке, шитой у ворота серебром, выглядел небрежно и дерзко. В этом был весь Ренуард Батор: в его походке, в его мимике и жестах скрывалась ирония и насмешка над миром. Сейчас ему явно не нравилось то, что я постоянно перевожу тему. Но Ренуард держался так, будто мои увиливания не задевали его за живое. Только из глаз пропал задорный огонёк, уступив место серьёзности и растерянной задумчивости. Какое-то время он ждал, что я заговорю сама — быть может, расскажу о менторе так же откровенно, как об отце, или снова начну нести сладенькую чепуху. Но так и не дождался — я молчала, наблюдая, как на пристани нарастает какая-то нервная суета. В свете фонарей мелькали плащи стязателей, кричали и бегали матросы, разбегались в разные стороны рудвики.
— Видишь те острова? — отвлёк меня от странного зрелища Ренуард.
Я привстала на носки и глянула вдаль — туда, куда он указал. На фоне светлого, прекрасно освещённого луной неба темнели грубые силуэты. Там и в самом деле возвышались два острова — один выше другого, оба каменистые, подёрнутые шапкой растительности. В ночи лес казался серым.
— Это Гарт и Адалена, часть архипелага Роксис, — торжественно представили мне названия. — Местные зовут их проще: Гарталена. По легенде, когда-то жили в Баторе двое влюблённых, которых судьба вечно разделяла порознь. Адалена была богатая и знатная леди, и Гарт — бедный бродячий бард. Все друзья и близкие восстали против их союза, и как бы они не стремились друг к другу, как бы не пылали их сердца, Гарту и Адалене не суждено было быть вместе. Тогда они бросились с высокого обрыва прямо в море и погибли. Молодые люди предпочли совместную смерть унылой жизни без любви, — Батор помолчал, поднял взгляд к звёздам.
Несколько мерцающих точек сверкнули в небе и исчезли. И мне вдруг снова нестерпимо захотелось прикоснуться к Ренуарду, ощутить тепло его тела. Время, что мы провели вместе, будто струилось сквозь нас и шептало: так правильно. Была в этом мгновении какая-то обезоруживая простота. Чистота. И близкий шум океана только подтверждал это.
Я придвинулась ближе и положила голову на мужское плечо. Ренуард обнял меня одной рукой, нежно и слишком медленно: боялся спугнуть или, наоборот, давал время увернуться? Я не испугалась и не отпрянула.
— Какая грустная история, — вздохнула я, выписывая круги пальцем на пористом камне парапета.
— Грустная, но красивая, — тихий голос убаюкивал. — Поступок настолько потряс Квертинд, что боги снизошли до милости и явили чудо. Толмунд и Девейна превратили Гарта и Адалену в острова, но даже так они оказались порознь: тело девушки унесло течением, а бард так и остался у обрыва. Теперь влюблённые смотрят друг на друга вечность, пытаясь взглядом передать всю нежность, что они сохранили в своих душах, — Ренуард сделал паузу, но продолжил ещё тише, почти шёпотом: — Старики Батора любят рассказывать, что настанет день, когда Гарт встретит свою Адалену. И тогда…