Наследие
Шрифт:
— Белый ворона? — спросила Аля и вдруг рассмеялась, слёзы вытирая. — Я — белы ворона!
Старик непонимающе-скорбно на неё глянул.
— Я! Белы ворона! Белы ворона! — Аля расхохоталась и снова рухнула на колени. — О, белы ворона! Белы ворона! Они говорят! Белы ворона, в туалето сходи, умойсь!
— Что… она это? — недовольно старик на Оле глянул.
— Ад ноупле в школе дразнили корборан. Идиоты.
— Белой вороной?
— Да, тормез тристэ. Так и звали Альку ад хрипонь: белая ворона, ад ноупле, иди сюда. Я за неё норморош дрался сливхэ.
— Ты — белая ворона?! — старик вскрикнул.
— Я белы ворона… белы ворона. — Аля смеялась, раскачиваясь. — А-ха-ха! Белы ворона! Забыл я, забыл!
Старик по карманам пошарил, но ничего не нашёл:
— Чёрт… всё порастерял, старый дурак… у вас есть что-то дострое… мострое? Острое?! Нож, булавка? Гвоздь? Иголка? Острое?!
Близнецы зашарили по карманам.
— Ад ноупле нет.
— Нето.
— Нето-нето! — передразнил он Алю и глянул вокруг.
Снял с носа своё пенсне и быстрым движением выломал из него осколок стекла.
— Вблизи и без пенсне вижу!
Сжав осколок стекла в пальцах правой руки, левой из кармана ватника скомканный носовой платок вытащил и Але скомандовал:
— Иди сюда!
Аля подошла.
— Хочешь выжить? Хочешь выйти отсюда?
— Да, хоче. И Оле хоче.
— Тогда делайте, что скажу. И не спорь! Давай руку, Белая Ворона!
Аля руку ему протянула. Он схватил её, повернул к себе ладонью и полоснул по ладони стекла осколком.
— Ай! — Аля вскрикнула.
— Терпи! — старик прикрикнул.
— Ад ноупле… — начал было Оле, но инвалид прикрикнул на него:
— Молчи!
Из пореза на ладони кровь закапала. Инвалид платок подставил и держал его под раной, пока половина платка не окровянилась.
Потом отпустил:
— Перевяжи ей руку чем-нибудь. Только быстро!
Оле снял с шеи замызганный шарф и перевязал сестре руку.
— Теперь, парень, ступай во-он туда, где поляна. И протопчи круг. Во всю коряну, поляну! Только — ровно! Ровный круг! Живо!!
— Как ад ноупле?
— Ногами! Круг! Ровный!! — старик орал, бородой тряся.
— Ну ад ноупле. — Оле нехотя пошёл на поляну, хромая, по снегу ступая.
— А зачемо? Зачемо эт? — морщилась Аля, рану потуже шарфом перетягивая.
— Затем! — сурово инвалид произнёс.
Оле круг на поляне протоптал.
— Отлично! Теперь впиши в него медувольник… нет, треугольник! Равные стороны! Равные!! Токмо равные!!
Как сомнамбула, стал Оле равносторонний треугольник в круге протаптывать.
Протоптал.
— Стой там! А мы с тобой — пошли туда!
Передвигаясь на культях, одной рукой о снег опираясь, а другой пенсне и платок окровавленный бережно на весу держа, старик к кругу двинулся. Аля — за ним. Войдя в круг, старик вытоптал культями ватными, кожей подшитыми небольшое место в углу треугольника. И на снег примятый осторожно платок положил. Затем, проковыляв к другому углу, вытоптал его и выложил на снег свою золотую оправу.
— А мы — сюда! — скомандовал он, в третий угол ковыляя. — Быстро!!
Аля и Оле подошли к нему.
— Садитесь!
Близнецы рядом с ним в снег сели.
— Теперь, билые мои… стилые мои… милые мои, — зашептал он хрипло, волнуясь, близнецов обнимая, — надобно нам, нам надобно… надобно нам всем… глаза закрыть!
Но не успел он произнести это, как, громко наст круша, справа от них, среди стволов пихтовых показался олень серебристо-серый: рот окровавленный открыт, глаза безумны, в боках три стрелы торчат.
— Ромм!
Подоспела-свистнула четвёртая стрела, пронзила шею зверю. И рухнул он в снег со всего бега, перевернулся, лёг и в изнеможении голову рогатую поднял.
А за оленем поверженным выскочили двое всадников на чёрных конях в одеждах леопардовых с белыми головами. Подъехали к оленю. Один из них убрал за спину лук затейливый, из гнутых ветвей сплетённый.
— Плабюх, перережь ему горло! — громко приказал один из всадников на своём языке.
Сидящая рядом с инвалидом и братом Аля услышала слово знакомое.
— Плабюх? — произнесла она.
Оле и инвалид смотрели на всадников и оленя. Всадники заметили сидящих на снегу.
— Плабюх и Хррато! — громко произнесла Аля, вспомнив книгу. Всадники замерли в сёдлах.
Аля узнала их, героев книги, которую ей разные люди читали.
— Плабюх и Хррато! — выкрикнула она. — Я вас знай!
И рассмеялась.
Всадники сидели, замерев.
— Вы… сильный! Быстрый! Вашу мамо убил медведо! Плабюх и Хррато! Убиват медленных и жесток! Да?
— Бог с ними… это… не надо… это не помеха… не помеха… пусть скачут своей дорогой… — инвалид сощурился на всадников, сильнее близнецов обнимая. — Не теряем время! Закрывайте глаза! Быстро!
Аля, Оле и инвалид глаза закрыли.
— Открывай! — инвалид скомандовал.
Открыли они глаза свои.
В центре круга, хромым Оле протоптанного, сидел белый ворон. Он был раза в два больше обычного ворона. Его розовые глаза со зрачками чёрными смотрели неподвижно. Сидящим на снегу и в седлах показалось, что ворон мраморный.
Появление белого ворона заставило всех, кроме инвалида, оцепенеть.
Он же затрясся мелкой дрожью радостной.
Глаз ворона моргнул.
Ворон посмотрел на сидящих в круге. И пошёл на своих когтистых лапах, наст блестящий не проламывая. Одна из лап ворона была поменьше другой. Он дошёл до платка окровавленного. Глянул на него. И клюнул его своим клювом белым, загнутым на конце. Щёлкнул клювом. Снова щёлкнул, внимательно поглядывая. Наступил лапой на платок. И стал клевать кровавую ткань, выдирая кусочки и проглатывая их.