Наследница Шахерезады
Шрифт:
– Запросто, – честно ответила я.
– Вот поэтому я пишу поэмы, а не детективы, – вздохнула Ирка и хрустнула батончиком. – Фантазии мне не хватает! Короче, я сдаюсь. Не понимаю, как он закрывает кабинки снаружи.
– А может – никак? – внезапно осенило меня. – Ирка! Может, двери на самом деле вовсе не заперты?
– Если бы они были не заперты, окошко в замке было бы не красным, а зеленым! – напомнила Ирка. – Я только что еще раз внимательно рассмотрела замок. Чтобы открытый сектор попал на красное, необходимо повернуть защелку.
– А если просто сунуть в открытый сектор что-то красное?
Я пристально посмотрела на кумачовую обертку шоколадного батончика.
Подруга проследила направление моего взгляда, подумала, охнула и сказала:
– Беру назад свои слова про протез головы!
– Бери свои слова и давай мою часть шоколадки, – поправила я. – Только бумажку не выбрасывай, она нам пригодится для следственного эксперимента.
И мы вышли из уборной для младенцев, чтобы снова занять очередь к удобствам для дам.
24 января, 15.25
– Если люди нас не видят, это не значит, что мы не видим людей! – любил повторять инспектор группы Борман, намекая на ведущееся в аэропорту видеонаблюдение.
Но даже стажеры знали, что камеры просматривают не всю территорию аэровокзала. Само собой, не велось наблюдение в приватных зонах – туалетах и санитарных комнатах, лаунджах и ВИП-зале. Не было камер и в лифтах, переходах, коридорах, а также на площадках, свободных от коммерции.
Таким образом, достижения инженерно-технической мысли не распространились пока настолько широко, чтобы можно было отказаться от регулярного патрулирования. А с учетом избыточного количества скопившихся в здании людей количество рейдов пришлось увеличить вдвое.
В итоге у стажера Йохана Фунтеля вовсе не осталось времени на перерывы между обходами, и о чашечке кофе с конфеткой он мог лишь мечтать.
Как назло, в залах ожидания густо пахло едой.
Кто-то из пассажиров уже успел получить бесплатный обед, остальные разживались провиантом в магазинах и кафетериях и жевали, глотали, чавкали так энергично, как будто запасали подкожный жир на случай долгой голодовки.
Стажера Фунтеля всегда удивляло, как быстро приличные цивилизованные люди скатываются по лестнице эволюции, меняя манеру поведения на допотопно-пещерную.
Всего за три часа Йохан разнял пару мужских драк, укротил три женские истерики, принял два заявления о краже личного имущества и по горячим следам в виде мятых конфетных оберток изловил шестилетнего грабителя в кондитерской лавке. А еще поймал удравшую из переноски кошку и сделал предупреждение компании чокнутых музыкантов, надумавших порадовать публику бесплатным концертом.
Этим последним, признаться, хотелось даже заплатить, чтобы не слышать их странных песен про мертвецов и унитазы.
– Хер полицай, хер полицай!
Аккуратная старушка с голубыми кудельками на трясущейся голове призывно помахала Йохану венозной рукой. Стажер послушно приблизился и был ловко схвачен за рукав.
– Хер полицай, у одной милой девушки украли сумку, вы непременно должны ей помочь! Запоминайте: сумка серо-зеленая, почти квадратная, на колесиках и с длинной ручкой, а девушка светловолосая, похожа на известную киноактрису, я забыла ее имя, но она такая, знаете, нордическая…
– Где эта девушка? – прервал поток сознания Йохан.
– Ушла, такая расстроенная, бедняжка, вся в слезах!
В голубых глазах сердобольной старушки тоже заблестели бриллиантовые слезки.
Сержант Фунтель вздохнул. Он уважал старичков, но предпочитал иметь дело с людьми помоложе. Слишком уж шаткие показания дают те, кто годами балансирует на грани маразма!
– Спасибо, леди, мы обязательно окажем всю возможную помощь тем, кто в ней нуждается, – уклончиво пообещал старой фрау дипломатичный стажер.
И поспешил продолжить обход, мысленно сделав себе зарубку на память: не соваться больше в этот зал без особой нужды.
Иначе добрая старушка всякий раз будет цепко хватать его за рукав и живо интересоваться трагической судьбой неизвестной ограбленной девицы.
У той девицы же еще нет маразма, так пусть сама обращается в полицию.
24 января, 15.30
Парень в полицейской форме был хорош и пригож, но досадно серьезен.
– Что это вы ищете, леди? – вежливо поинтересовался он, незаметно возникнув за плечом Лизаветы.
Близоруко щурясь, та бродила по залам ожидания, отличаясь от азартного грибника только отсутствием палки, которой можно было бы шерудить в завалах в поисках вожделенной добычи.
– Ой, я сережку потеряла! – ответила Лиза, существенно преуменьшив свою потерю.
Сережек в ее сумке было ровно семьдесят пар.
– Сочувствую, леди, желаю удачи в поисках, – любезно сказал полицейский, уяснив, что осложнение не по его профилю.
Потеря – это не кража, огорчительно, но не криминально.
Одной проблемой меньше.
Йохан приятно улыбнулся и проследовал дальше.
Лизавета улыбнулась криво и поспешила в противоположном направлении.
24 января, 15.35
Стоять пришлось минут десять.
Я задумалась о делах наших скорбных и не сразу заметила, что моя подружка подергивается в ритме, выдающем острую физиологическую нужду. Я отреагировала на ее притопы и прихлопы лишь тогда, когда к ним добавилась озвучка:
А в кабинке туалетаЯ увидела скелета!