Наследница Шахерезады
Шрифт:
– Этот скромный, – решил Феликс.
Скромный маньяк присел на корточки и скривил шею, пытаясь увидеть лицо столь же скромной красавицы, без всякого намека на кокетство натянувшей вязаную шапочку почти до подбородка.
24 января, 18.46
Не выношу, когда на меня, спящую, пристально смотрят.
На месте сказочной Спящей Красавицы я пробудилась бы без всякого поцелуя, от одного пристального взгляда принца, который, я уверена, сначала как следует разглядел потенциальную невесту во всех анатомических подробностях и только потом потянулся к ней с бодрящим чмоком.
Дурная привычка сверлить взглядом мирно посапывающую хозяйку имелась у моего кота Тохи (того самого, которому Ирка посвящала стихи), но домашний питомец делал это из конкретного гастрономического интереса: будил меня, чтобы получить свой завтрак.
А с какой стати вытаращился на меня посторонний двуногий?!
Взгляд у постороннего лупоглаза был горячий и тяжелый, как утюг. Явственно ощутив его, я открыла глаза и сквозь мелкие дырочки в вязаном полотне низко натянутой шапочки углядела неприятно близко что-то розовое и растопырчатое, вроде пучка молодых морковок. Спешно сдвинула шапочку на лоб, опознала в морковном букете приближающуюся пятерню, нервно дернулась и совершенно случайно пнула сидящего на корточках лупоглаза под коленку.
Он качнулся, опустился на пятки, и я отчетливо услышала тошнотворный хруст.
«Боже, кажется, ты сломала парню ногу!» – ужаснулся мой внутренний голос.
Я не успела испугаться и устыдиться, потому что парень слишком шустро для травмированного повернулся по мне задом и уронил свой взгляд-утюг в затемненное пространство под диваном.
А там, как мишка в берлоге, посапывала неопределенного возраста и невнятных форм особа в штанах и толстовке из коричневого плюша. На Спящую Красавицу она походила гораздо меньше, чем на Винни Пуха, так что я не заподозрила бы в ней натуру с тонкой душевной организацией, однако взгляд-утюг травмировал и ее тоже.
Поверх плеча отвернувшегося от меня лупоглаза я хорошо видела обрамленное капюшоном лицо дамы в коричневом.
Леди Пух распахнула глаза, как это делают героини ужастиков: внезапно и сразу до предела, установленного глазницами черепа. Взор ее, затуманенный долгим сном и моментальным страхом, поехал вверх и в сторону, дама свела брови, как будто к чему-то прислушиваясь, и вдруг пронзительно взвизгнула и залепила лупоглазу звучную пощечину.
24 января, 18.47
– О, смотри, смотри, началось! – оживился бармен Клаус.
Не прекращая полировать бокал, он подтолкнул локтем официанта Феликса.
– Он меня ущипнул! Петер! Немедленно проснись, идиот! Этот мерзавец ущипнул твою жену за задницу! – заголосила немолодая дама в коричневом плюше.
– За за-а-а-адницу?! – заревел, воздвигаясь в проходе, мужик, похожий на гориллу.
– Бить будут, – предсказал многоопытный бармен Клаус.
– Ой, а посуда-то, посуда! – Феликс спохватился и побежал убирать все хрупкое с ближайших столиков.
Клаус отставил в сторону кружку, достал из-под стойки телефонный аппарат, набрал короткий внутренний номер полицейского участка и деловито сообщил:
– В кафе массовая драка, есть пострадавшие!
На самом деле драка только началась, любитель сдобных прелестей едва успел поймать первую плюху, но мудрый Клаус уверенно прогнозировал масштабный мордобой.
Терпение народных масс не беспредельно. Слишком много людей скопилось в аэропорту, слишком долго они томились ожиданием, испытывали дискомфорт, сердились и злились. Пороховая бочка заждалась огонька, взрыв могло вызвать что угодно.
Клаус не ошибся.
К визгу первой оскорбленной дамы присоединила свой голос вторая, затем третья. Толпа восстала, зашевелилась, закрутилась течением. В горячей точке у дивана сформировалось пыльное облако с мелькающими в нем кулаками и каблуками. Грохнулся в кучу-малу невезучий Феликс с башней из посуды, зазвенело стекло, захрустели под ногами осколки фарфора.
– Вот дурачок, – беззлобно обругал неосторожного молодого коллегу мудрый Клаус и снова потянулся за бокалом и полотенцем.
24 января, 18.48
– А?! Что?!
Хлопая глазами, разбуженная шумом Ирка вскочила на ноги, поймала случайный удар в удачно прикрытый сумкой живот, негодующе выругалась и наградила гневным пинком кого попало.
– Давай ко мне, наверх! – позвала я ее, нервно приплясывая на стуле.
Не перевелись еще рыцари в Европах! На защиту чести условно прекрасной дамы ринулись сразу несколько человек. Я, правда, грешным делом подумала, что мужики, разозленные долгим ожиданием вылета, просто-напросто воспользовались случаем выпустить пар, подравшись хоть с кем-нибудь, но побудительный мотив особого значения не имел. В праведном бою случайный мирный человечек вроде меня может огрести по полной с тем же успехом, что и в неправедном, стоит только чуть зазеваться!
Драка вспыхнула внезапно и разгорелась, как пионерский костер на бензине, но я успела вскочить на стул и, таким образом, оказалась над схваткой.
Ирка быстро огляделась, увидела, что ее собственный стул уже пошел с кем-то в бой, правильно оценила ситуацию и лихим прыжком взлетела ко мне.
Чтобы не упасть, мы обнялись (при этом Иркина драгоценная сумка оказалась в максимальной безопасности между нашими телами), а четвероногий деревянный друг отозвался на парную физкультуру протестующим скрипом.
Взглянув на битву со стратегической высоты, подружка тут же начала скандировать:
– Бей, бей, не робей!
А кто бей, кого бей – похоже, ей было все равно.
– Ирка, ты кого подбадриваешь? – спросила я.
– А кто у нас там? – Подружка кивнула на многорукое и многоногое чудище, кувыркающееся в пыли.
Я присмотрелась:
– Не знаю! Хотя нет, одного я знаю – там наш Юра, который без граппы!
– Значит, будем болеть за нашего Юру! – кивнула Ирка и вдохновенно срифмовала: