Наследник братвы
Шрифт:
Я нашел его под эстакадой, когда ему делала минет несовершеннолетняя проститутка. Копы пользуются девушками точно так же, как сутенеры.
Уикер был в машине без опознавательных знаков, и девушка была достаточно молода, чтобы не знать, что Седан — это всегда полицейские машины, независимо от того, есть у них мигалки или нет. Я предполагаю, что Уикер арестовал ее, надел наручники и швырнул на заднее сиденье. Отвез в подземный переход, а не в участок, чтобы она могла «отработать свое нарушение», не привлекаясь к ответственности.
Так
Я разбил стекло со стороны водителя клюшкой для гольфа, вытащив Уикера за шиворот, прежде чем он успел выхватить пистолет из кобуры. Швырнул его на цемент, для пущей убедительности ударив ногой в лицо.
Девушка кричала.
Я сказал:
— Заткнись на хрен, не созывай сюда всех его приятелей.
Девушка быстро закрыла рот. У нее были большие голубые глаза, немытые волосы и россыпь веснушек. Она боялась, что все стало хуже.
Юрий нашел ключи от наручников и освободил ее.
— Обыщи машину, — сказал я Эммануэлю.
Он нашел в багажнике килограмм кокса, а также конверт, набитый наличными.
— Взятка? — сказал Юрий, с любопытством перебирая купюры.
— Это, блять, здоровенная взятка, — сказал я, с первого взгляда увидев десять тысяч долларов.
Я взял деньги у Юрия, толстый конверт почти исчез в моей руке. Я сунул его девушке.
— Возьми, — рявкнул я, когда она заколебалась. — Убирайся из Пустоши. Вернись в школу. Не делай так, чтобы я снова видел тебя здесь.
Девушка сжимала конверт, переводя взгляд с нас на него, как будто не верила. Затем, бросив последний ядовитый взгляд на стонущего на земле Уикера, она поджала хвост и побежала прочь так быстро, как только позволяли ее шпильки и облегающая юбка.
— Благотворительность для проституток? — Эммануэль рассмеялся, недоверчиво приподняв одну бровь.
Честно говоря, веснушки девушки напомнили мне о Клэр, хотя в остальном она не имела никакого сходства. Вот почему я пнул Уикера сильнее, чем было необходимо. Но я не собирался говорить об этом Эммануэлю, да и Юрию тоже.
Юрий все равно мог бы догадаться. Он избегал встречаться со мной взглядом, когда поднял Уикера и закинул его на заднее сиденье машины.
— Поехали, — весело сказал Эммануэль.
— Секунду, — сказал я, возвращаясь к багажнику седана. Эммануэль оставил пакетик с кокаином.
— Зачем тебе? — спросил Эммануэль. — Он, наверное, просто стащил это из хранилища улик.
Я поднял пакетик, взвесив его в руках. Он был плотно упакован, профессионально завернут и запечатан в вакууме, с черной восковой печатью поверх шва.
— Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? — сказал я Юрию.
Он медленно покачал головой.
Товар выглядел профессионально на таком уровне, которого я никогда
— Возьми с собой, — сказал я, бросая его Юрию.
Как только мы вернулись на бойню, я сказал ему, чтобы он проверил кокаин.
— Мы можем проверить сами, — сказал Эммануэль, бросив на пакет голодный взгляд.
— Не будь дебилом, — сказал я ему. — Ты собираешься засунуть что-то себе в нос, когда понятия не имеешь, что в нем? Если это на сто процентов чистый вес, то с таким же успехом можешь выстрелить из 45-го калибра.
Эммануэль отвернулся, чтобы скрыть свое раздражение, но я все равно это увидел.
— Подготовьте полицейского, — приказал я.
Прежде чем Юрий успел уйти, я схватил его за руку.
— Проверь Клэр, — сказал я.
— Уже проверял.
— Продолжай. Я хочу, чтобы за ней постоянно наблюдали.
— Царь сейчас находится возле дома ее родителей. Она в безопасности, — пообещал Юрий.
Я кивнул, пытаясь не обращать внимания на стеснение в груди.
Теперь я стою перед Уикером, ожидая, пока он привыкнет к тусклому свету после того, как сорвал капюшон с его головы.
Он смотрит на меня снизу вверх, рыча, как собака. У него большое мясистое лицо, одна из этих дурацких слишком коротких стрижек копа и маленькие поросячьи глазки, которые были налиты кровью еще до того, как я к нему прикоснулся.
— У тебя, блять, большие неприятности, — шипит он. — Парсонс оторвет тебе голову.
— Ну, в этом-то и проблема с пожизненным, да? — спокойно говорю я, беря тесак и слегка проводя точильным камнем по краю лезвия. Он издает высокий звук, похожий на скольжение конька по льду. Глаза Уикера невольно притягиваются к звуку, его верхняя губа подергивается. — По контрасту смерть кажется привлекательной.
Я откладываю тесак и вместо него беру нож для колки льда, медленно вращая рукоятку между большим и указательным пальцами, так что острие сверкает в свете лампы над головой.
Уикер как загипнотизированный смотрит на жестокий наконечник.
Они всегда начинают буйствовать.
А потом ломаются.
У меня никогда не было мужика, который продержался бы дольше часа.
— На самом деле, — говорю я мягко, — когда твои приятели стреляли в меня возле отеля, они стреляли на поражение. Так что я предполагаю, что Парсонс уже охотится за моей головой.
Челюсть Уикера сжимается. Мы оба знаем, что я прав.
— Ну, не знаю, какой информации ты от меня ожидаешь, — усмехается он. — Я нихрена не знаю.
— О, ты расскажешь мне все, — говорю я. — Полезное. Свои самые темные секреты и то дерьмо, что ты пишешь на Фейсбуке. Что сказала тебе мать, когда тебе было четыре года, и что нравится твоей жене в постели… как только я начну, я покопаюсь в твоем мозгу. Ты ничего не скроешь от меня. Потому что, в отличие от тебя, я очень хорош в свое деле.