Наследник для чемпиона
Шрифт:
Он хочет, чтобы я ему подчинилась. Я же не должна этого хотеть.
Но я хочу.
— Давай поговорим… — пытаюсь отстрочить неизбежное, тогда как он уже раздевается. — Мы должны решить, что делать дальше.
Знаю, что поздно. Раньше надо было… Гораздо раньше.
— Завтра поговорим, — выдыхает Тимур хрипло и откидывает майку. — Завтра все, — заверяет спешно и вместе с тем как будто во хмелю каком-то.
Похоти, догадываюсь я.
Сжимая пальцами ворот халата, едва не душу им себя от волнения. А Тихомиров стягивает шорты с трусами и, оставаясь абсолютно голым, с какой-то одержимой уверенностью надвигается на меня.
Едва руки Тимура сковывают мои плечи, громко и рвано выдыхаю. Ловлю его потемневший взгляд и следующий вдох сделать не могу. Я умру от одного лишь поцелуя… Точно… Сердце совершает странный кульбит, намереваясь сложить с себя полномочия и выйти из моего тела. Точнее, судя по силе толчка, катапультироваться. Нервно сглатывая, пытаюсь вернуть его обратно. Из-за грохота, который выдает этот дезертир, ничего более не слышу, но все равно тараторю.
— Я так подставилась с этой датой… — мне просто необходимо высказаться, иначе обезумею. Подруг, с которыми можно поделиться настолько личными переживаниями, у меня нет, так пусть слушает он. Виновник моей катастрофы. — Я решила, что ты не помнишь, когда именно мы… мы…
— Лучше молчи сейчас, Птичка, — выпаливает практически мне в губы, но отстраняется, чтобы в глаза посмотреть. Убивает он меня этими взглядами. Кожу срывает и запускает в чувствительную плоть паралитические иголки. — Не усугубляй.
— Я не могу… — шепчу горячо, понимая, что близка к истерике. Возможность видеть топят жгучие слезы. Суровое лицо Тихомирова теряет четкость, и я продолжаю. — Ты же видел… У тебя ведь были Мишины документы… Я тогда подумала, что ты просмотрел их и не понял… Не вспомнил…
— Я не смотрел.
— Какой ужас…
— В чем именно?
— Что я не додумалась до этого и сказала тебе Мишину дату рождения в больнице. Надо было…
— Закрой рот, Полина, — жестко останавливает меня Тимур.
И я от неожиданности затыкаюсь.
Он тяжело выдыхает и упирается лбом мне в переносицу. Я прикрываю глаза и взволнованно фильтрую стремительно заканчивающийся кислород. Вместо него все доступное пространство заполняет запах Тихомирова. Агрессивный и доминирующий, он уже знакомым ритуалом переполняет меня изнутри. Паника достигает пика. К внутренней истерике добавляется знакомая дезориентирующая лихорадка. Мне жарко и одновременно холодно. Тело пробивает дрожь, а в онемевших конечностях возникает горячая ломота.
И все это до того, как Тимур притягивает меня к себе, и я ощущаю его возбуждение физически. Он вжимается в мой живот членом, срывая с плеча халат вместе с бретелькой поддетой под низ сорочки, впивается в мой рот поцелуем. Страстно, нетерпеливо и влажно. Жадно всасывает сначала нижнюю губу, а следом верхнюю. Затем лижет между ними языком. Несколько раз кряду, с каждым последующим проникая все дальше в мой рот. Захватывая все больше территории. Наполняя мои жаждущие рецепторы своим одуряющим вкусом. Взрывая тайную зависимость большой дозой безумного удовольствия.
Я трепещу все сильнее и чаще. Давлюсь взорванными переживаниями, когда Тимур стаскивает все-таки верхнюю часть моей одежды и полностью оголяет грудь. Он отрывается, чтобы посмотреть, а я, отчаянно краснея, глухим голосом выдаю:
— Миша может проснуться…
— Я закрыл дверь, — следует незамедлительный ответ.
Ответ, который утверждает его решительное намерение меня сегодня поиметь.
Пока я пытаюсь выдумать новую отсрочку, Тихомиров стягивает мою одежду дальше, и она, в конечно итоге, просто валится на пол. На мне все еще остаются трусы, но, учитывая взгляд, которым Тимур охаживает мою грудь, эта преграда тоже временная.
— Подожди, подожди… — шепчу, не в состоянии придумать ничего более веского.
Упираюсь ладонями в горячую грудь Тихомирова. Под пальцами сокращаются стальные мышцы. Кожу жжет, и я содрогаюсь, представляя, какие реакции возникли бы, позволь я Тимуру припечатать себя к мощному торсу обнаженной и крайне чувствительной сейчас грудью. Она утяжелилась и наполнилась той самой болью удовольствия от одного лишь мужского взгляда.
— Полина, — выдыхает Медведь с тем же напором. Предупреждающе, жестко и вместе с тем с какой-то нуждой. Скользнув ладонью по моей шее, собирает мурашки, ловит прерывистый выдох и зарывается пальцами мне в волосы. Сжимает их у корней и толкается всем телом ко мне. Сначала давление его лица ощущаю, а после, когда мои ладони беспомощно разъезжаются в стороны, натиск твердых мышц обжигает нежную кожу груди и до боли раздражает соски. Меня пронизывает острыми спицами вибрирующего удовольствия, и я содрогаюсь. А когда что-то подобное происходит с Тимуром, и я чувствую дрожь его большого сильного тела, меня рубит повторно. Еще мощнее. Кажется, если бы Медведь не удерживал, выпрыгнула бы из кожи. — Ложись в кровать, — хрипота в его голосе будто физически задевает какие-то нервные окончания, и помимо мурашек все мелкие волоски дыбом встают.
Он проходит по моим плечам ладонями. То ли гладит, то ли согревает стянутую дрожью кожу. Я изворачиваюсь инстинктивно. Моя верхняя оболочка рядом с ним словно истончается и становится чересчур чувствительной. Слишком остро и ярко ощущаю все эти прикосновения. Дышать неспособна. Сердце вновь заполняет безумной пульсацией всю грудную клетку.
Как же я секс переживу?
Но Тимур не позволяет мне больше медлить. Похоже, он теряет терпение. Подталкивает к кровати. Я заваливаюсь на нее. Из последних сил вжимаю ступни в край матраса и двигаюсь дальше, ускользая от Тихомирова. Но он быстро ловит и, резко стягивая с меня трусы, наваливается сверху.
Мои глаза расширяются на максимум. Тимур в них беспрепятственно вторгается своим взглядом. И теперь я дрожу не только от физического взаимодействия, а и из-за эмоций, которые инстинктивно читаю в его одурманенных подавляющей страстью глазах. Слишком много их там… У него, конечно же, в отличие от меня, за эти четыре года было предостаточно секса, но сейчас Медведь будто опьянен мной лично. Одержимый. Голодный. И… в какой-то мере уязвимый.
— Не надо…
Хочу сказать, чтобы не выказывал таких чувств. Не сдирал присохшие бинты. Не вскрывал старые раны.
Но он тяжело выдыхает, быстро раскрывает мои бедра и тотчас направляет внутрь меня член. Я на эмоциях вскрикиваю, а Тихомиров, ощутив обилие предательской влаги, воспринимает ее как красноречивое дозволение. Чувствую его нетерпение в каждом движении и в тяжелом обжигающем взгляде, и все равно оказываюсь неготовой к резкому толчку.
Он полностью заполняет меня и замирает. А я заторможенно моргаю и рвано хватаю воздух, изумляюсь тому, что в этот момент главным оказывается не физическое воздействие, и даже не боль, а вся совокупность ощущений и осознание того, что Тимур Тихомиров снова во мне.