Наследники
Шрифт:
Ладно, думаю, перетерплю, а после загса на место тебя, дорогуша, поставлю. Ведь у нас все уже обговорено было, в Октябрьские праздники должна была свадьба состояться. Как-то встретились в цехе, она отозвала меня в сторону и спрашивает: «Ты мастера испытательной станции Лобанова знаешь?» — «Знаю, — говорю. — Хороший парень». — «Мне тоже так кажется. В театр меня приглашает сегодня. Пойти или нет? Как ты думаешь?»
Я, конечно, возмутился ее наглостью и говорю: «Можешь идти хоть с чертом-дьяволом, а от меня отстань». Она посмотрела на меня этак, знаете, с грустинкой в глазах и говорит: «Что ж, ладно, воспользуюсь твоим советом».
Началось, как видите, с пустяка, а кончилось всерьез. Загс пришлось отставить, комсомольскую свадьбу тоже. И начала моя Надька влюбляться направо и налево. И все, знаете ли, солидные, обстоятельные товарищи. То мастер за ней увивается, то старший технолог из цеха сборки, то начальник соседнего цеха. А утром встретит она меня и рассказывает, где была, как чудесно провела вечер.
Согласитесь, Алексей Федорович, ну не идиотское ли положение? Я ее люблю давно, с училища еще, а она такие номера выкидывает! Конечно, надо бы послать ее ко всем чертям, и все тут. Я и рад бы это сделать, только сердце против, не дает оно мне воли. Одним словом, ад кромешный, а не жизнь. Сначала я не допускал плохих мыслей, гнал их от себя. Но потом все труднее и труднее стало. Я ведь не очень-то верю в платоническую любовь.
Костя замолчал. Быстров мягко заметил:
— Действительно, сердцеедкой выросла твоя Надежда. Кто бы мог подумать?
— Именно сердцеедка. И зловредная. Знает ведь, знает, что мучаюсь из-за нее, и ничуть не хочет облегчить мое состояние. И в то же время не дает окончательно отстать от нее. Проходя по цеху, то помашет рукой, то крикнет что-то приветливое или придет к станку, упрется в меня бездонными зенками и с безответственной улыбкой спросит: «Ну как, Костик, себя чувствуешь? Когда в загс пойдем?»
Все ребята в один голос советовали мне: «Брось ты, Костька, думать о Надьке, издевается же она над тобой. Не пара вы».
То, что мы не пара, я в основном согласен. Природа ко мне отнеслась, конечно, по-свински, а к Надьке наоборот — будто по знакомству. Вы давно ее не видели?
— Надю? Не помню даже. Наверное, как ушел с завода.
— А потом? Не встречались? — Костя спросил с легкой ноткой подозрительности и, видя недоумение на лице Быстрова, пояснил: — Она мне говорила, что и в вас была влюблена.
— В меня? Час от часу не легче. Это когда же?
— Когда на «Октябре» и в горкоме работали. Но это я ей в вину не ставлю. Многие наши заводские девчата из-за вас сохли.
Быстров покраснел и, озорновато блеснув глазами, заметил:
— Жаль, что я этого раньше не знал.
Костя же, вновь поглощенный своими мыслями, продолжал:
— Вымахала Надька в такую красавицу, что дух захватывает.
И, вытащив из кармана фотографию, положил на стол. Алексей взглянул на карточку. Лишь что-то отдаленное, призрачное напоминало ему в этом снимке ту Надю Рощину, что он помнил. С фотографии смотрело обаятельное, красивое лицо, удивительно притягательные, широко открытые глаза. Косы толстыми шелковистыми жгутами свешивались на грудь и доходили до самого пояса.
— Косы-то какие!..
— Срезала. Мне назло. Перед моим отъездом. Я упрашивал, умолял даже не трогать. А она мне в ответ: «Ты своей сивой челкой командуй».
Помолчав, Костя спросил:
— Верно ведь хороша?
— Очень.
— В этом все дело. А вы бы в натуре посмотрели! Хоть на конкурс красавиц. А я… Каким был, таким остался. Нет у меня в этой части перспектив. Уж что ни делал, чтобы в рост вытянуться, нужные контуры обрести. Все виды спорта освоил — бегаю, прыгаю, плаваю, фехтованием, самбо занимался. Видите, — Костя показал солидный синяк под глазом, — в секцию бокса вступил. Ни черта не помогает.
— Зато пользу дает несомненную.
— Это конечно. Дайте-ка руку. — Костя так сжал кисть Быстрова, что тому показалось, будто попала она в железные тиски.
— Неплохо.
— А что толку? «Какой, — говорит, — ты спутник жизни, коль до плеча мне головой не достаешь?» Вот ее концепция.
— А кто такой этот Лобанов? Ты знаешь его?
— Мастер с испыталки. Очень хороший мастер. Он давно по Надьке сохнет. Когда я уезжал, она заявила, что всерьез осмысливает его предложение, но пока не решилась, все еще думает. Как видите, даже совета спрашивает. — Помолчав, сердито добавил: — Уж скорее бы кончала эти консультации. Вышла бы — и делу конец. Переболел бы я, перемучился, зато бы ясность была. — Опять помолчал и со вздохом произнес: — Я ведь почему сюда-то подался? Конечно, на такое дело давно мне попасть хотелось. Очень давно. Вы помните, я еще в Лесогорск рвался. Потом на Усть-Илим. Все не получалось. А тут «Химстрой». Думал так: и на большущей стройке поработаю, и Надьку уведу от всяких там ухажеров. Тут-то она бы меня, думаю, оценила… И вот все сорвалось.
— Да, такую забыть трудно, — сочувственно заметил Быстров.
— Просто даже невозможно. Да и не дает забыть, чертовка. Не пишет, не пишет, а потом послания одно за другим…
Алексей, чтобы отвлечь Костю от тяжелой темы, стал расспрашивать о заводе, о знакомых заводских ребятах. Костя, наконец, и сам немного отошел, повеселел малость.
Прощались у самой двери. Пожимая руку Косте, Алексей как можно мягче и увереннее проговорил:
— И все-таки, Костя, ты не очень тужи. Может, я и ошибаюсь, но думаю, что нет. Любит тебя Надя и знает, что ты ее любишь. Потому и дурит.
— А если она и впрямь выскочит за этого Лобанова?
В голосе Кости было столько неподдельной тревоги, что Быстров замялся, хотел было уйти от ответа, схитрить. Но потом упрекнул себя за это и, обняв юношу за плечи, с твердой убежденностью ответил:
— Нет, Костя, не думаю. Но если такое случится… тогда, что же… Тогда не стоит она такого чувства, как твое. Не стоит.
Костя чуть улыбнулся в ответ пересохшими губами.
Глава XIV. «Романтики — тоже люди»
Когда Казаков узнал, что вопрос о положении дел в Лебяжьем выносится на партком, он решил обстоятельно подготовиться и не дать себя в обиду.
— Что ж, повоюем, — заявил он Быстрову.
— С кем же это вы воевать хотите?
Слова Казакова удивили его. Воевать с партийным коллективом может лишь человек или ничего не понимающий, или абсолютно убежденный, что он прав. Но ведь в поселке действительно полно упущений — это же очевидно!
— Повоюем с теми, кто хочет очернить все, — ответил Казаков.