Наследство Карны
Шрифт:
— Да. Спасибо, ты мне очень помогла у Олаисена!
— Как помогла?
— Если б тебя там не было, он бы еще больше рассердился на меня за то, что я купила гостиницу.
— Ты правда так думаешь?
— Безусловно! Он видел, что нас двое! — Бабушка была совершенно серьезна.
Она подняла бокал с вином, а Карна — стакан с малиновым соком. Это было торжественно, как в церкви, но гораздо приятнее.
При мысли о церкви у Карны вдруг вырвалось:
— Тебе не хватает Андерса?
— Да, не хватает, чтобы он ходил по дому, спал у себя… Но вообще я уверена,
— Ты разговариваешь с ним? — прошептала Карна.
— Бывает. Но не так, как с тобой. Хотя, случается, я говорю с ним и вслух. — Бабушка улыбнулась.
Карна кивнула и опустила глаза в тарелку.
— Люди не должны умирать, — сказала она, и глаза у нее наполнились слезами.
Бабушка замерла, потом ее рука протянулась над столом к Карне.
Карна быстро подняла глаза.
— Я рада, что вернулась домой до того, как он умер, — тихо сказала бабушка.
Они помолчали.
— Ты знала, что он умрет? И потому вернулась?
— Иногда я думала, что могу опоздать… И не только потому, что кто-то умрет… Неожиданно я получила письмо с рисунком… погибшие птенцы гаги. Помнишь? Потом Вениамин и Анна. И конечно, Андерс… Наверное, были и другие причины…
— Я думаю, ты приехала из-за тех разбитых яиц.
— Может быть.
— Ты тоже иногда плохо вела себя?
— Гораздо хуже.
— А что ты делала?
— Я расскажу тебе, когда подрастешь.
Бабушка прикрыла глаза, словно вспоминая то, что было гораздо хуже. Потом посмотрела на Карну и улыбнулась ей:
— Сегодня у нас праздник!
В начале ноября окружной доктор пригласил к себе Вениамина и сообщил ему, что подал прошение об отставке.
Он собирается перебраться на юг и провести остаток старости в городе, где прошло его детство. Там люди картавят и уже с апреля ходят без верхней одежды. Доктор хотел, чтобы Вениамин ходатайствовал о получении его освободившейся теперь должности.
— Купите мой дом и поможете мне избавиться от медицинских инструментов и прочего хлама! К обоюдному согласию и выгоде. По крайней мере, моей!
Зимой из-за плохого самочувствия окружной доктор просил Вениамина взять на себя посещение больных в приходах во время церковных праздников. И обещал, что Вениамин будет обеспечен транспортом. Врачебные приемы людей, приезжавших в церковь, стали утомительны для старого доктора. Люди либо обращаются с сущими пустяками, либо у них столько недугов, что медицина уже не в состоянии помочь им. Если поехать в субботу утром, можно попасть на место к двум часам пополудни и принимать больных до самого вечера. Правда, иногда приходится прихватывать и вечер, пока у хозяев в лампе не кончится керосин. Но Вениамин молод, в расцвете сил.
— Только не ездите по воскресеньям. Прихожане после службы бывают едва живы, и тогда вы в тот день уже точно не сможете вернуться домой.
Кроме того, доктор хотел возложить на Вениамина еще одно дело, к которому следовало подойти весьма деликатно. Нужно написать в комитет по делам неимущих о несчастной Кристине Ульсен. Она страдает сифилисом в третьей
— Я видел эту несчастную женщину и заручился для нее местом в клинике в Тромсё. Но необходимо, чтобы комитет по делам неимущих выделил на это средства. Черт знает, где она подцепила этот сифилис! Я не мог вытянуть из нее ни слова. Моя жена слышала, будто какой-то финн в Финнмарке заразил мужа Кристины. Но муж уже давно бросил ее.
— Значит, нужно его найти?
— Вот именно! — Старый доктор оживился. — И у вас больше сил, чтобы этим заняться. И наконец, последнее на сегодня. Сесилия Андреасдаттер, двадцать четыре года, тяжелая форма эпилепсии. Я уже говорил вам про нее. Вы лучше меня знакомы с этой болезнью, и вам, наверное, будет легче подойти к этому случаю с точки зрения закона…
Припадки у нее случаются ежедневно, чаще всего ночью, она впала в полную апатию. Сесилия — тихая девушка, но становится даже опасной, когда мальчишки начинают ее дразнить. К тому же она страдает ночным недержанием мочи. Ваш совет относительно брома ей не помог. Родители Сесилии очень бедны, у них нет даже постельного белья, поэтому надо написать в комитет по делам неимущих, что девушке необходим особый уход. Это ей гарантирует закон.
— Что вы имеете в виду?
— Закон о душевнобольных, параграф девятнадцатый.
Вениамин побледнел.
— Я знаю, вы придерживаетесь иного мнения, потому что ваша Карна не душевнобольная. Да и эта девушка тоже. Но у нее никого нет. Только этот нищий дом…
— Я попытаюсь обеспечить ей уход, не помещая ее в приют.
— Добрые намерения. Но родные тоже помыкают ею. Ее нужно оттуда забрать. Обеспечить ей надежных приемных родителей стоит дорого. Поэтому, если мы напишем, что она подпадает под параграф закона, комитет по делам неимущих раскошелится.
— Я не могу объявить ее сумасшедшей для того, чтобы получить деньги.
— Сможете, ведь другого выхода нет. Или вы хотите, чтобы она задохнулась, подавившись собственной блевотиной? — Старый доктор рассердился.
Он не впервые одерживал победу в подобном сражении. И на этот раз, как всегда, на столе появился пунш.
Но Вениамин все время видел перед собой закатившиеся глаза Карны, ее покрытые пеной губы и сведенное судорогой тело. У него сильно забилось сердце.
Перед его уходом старый доктор сказал:
— Справедливостью голодного не накормишь. Вот нам и приходится прибегать к закону, только мы имеем такую возможность.
Обязанности окружного врача заставили Вениамина проводить в Страндстедете больше времени, чем раньше. Он не щадил себя. Случалось, он дремал за рулем на корме лодки, спеша от одного больного к другому. Если позволяла погода.
Старый доктор сдержал слово: Вениамину был назначен постоянный сопровождающий, когда он по праздникам посещал приходы. Вдвоем легче было вести лодку в темноте при неспокойном море. Но, с другой стороны, присутствие постороннего человека утомляло Вениамина. Часто он лежал, завернувшись в овчины, и делал вид, что спит.