Наследство одной ведьмы
Шрифт:
Я поднялся вверх — там во всю светило солнце. Я прикрылся от него рукой. Не то чтоб я боялся солнце, как прочая нежить — просто за ночь в полной темноте я отвык от света.
Наверху был день. Именно день, ибо почти все утро я проспал. По институту бродили студенты.
Забежал в бухгалтерию, посмотрел на часы — половина двенадцатого, выругался, рванул в деканат знать ее расписание. Со звонком на пару вбежал нужный корпус, взлетел по ступенькам и лишь после преподавателя вбежал в аудиторию. Она сидела на предпоследнем ряду, одна за партой. Я упал рядом:
— Ну что, я не сильно опоздал?
Она посмотрела на меня краем глаза, вздохнула и вернулась к своим тетрадям.
Тут преподаватель начал читать лекцию — что-то скучнейшее о преобразовании матриц. Подобное я слышал многократно, и мог бы прочесть лекцию сам. При условии, конечно, если бы мог писать на доске и меня кто-то слышал. За последние пятьдесят лет в этой методике ничего не поменялось. Я откровенно заскучал сперва бродил по аудитории. Заглядывал всем в тетради, затем долго стоял у окна.
Потом все же не выдержал:
— Да ну его, — сказал я Василисе. — Пойду погуляю. Я вернусь!
Возвращаться пришлось два раза — первый раз в маленький перерыв. Но увидев меня Василиса тут же скрылась в дамском туалете и появилась только после звонка.
Я опять ушел — но недалеко. Остановился у выхода из корпуса, чуть в стороне, за живой изгородью. и моя осторожность оказалась не лишней — за пять минут до конца пары она выпорхнула из корпуса. Осмотрелась по сторонам, но меня не заметила. Кивнула и побежала.
Догнать ее мне не составило особого труда, но я не стал ее останавливать, а просто шел рядом с ней. Удивительно, но она так и ни разу не обернулась. Боялась, что ли увидеть там меня.
За проходной института была маленькая булочная. За сдобой вытянулась очередь. Василиса встала в конец. Когда подошла ее очередь, я стоял рядом с булочником.
Она расплатилась, взяла требуемое и мы не спеша вышли на воздух:
— И снова здравствуй, — сказал я щурясь от яркого дневного света. — пары прогуливаем, значит… Не хорошо…
— Слушай, ну чего ты ко мне прицепился! Что тебе надо.
Этот вопрос поверг меня в ступор. А и правда, чего? Любви? Нет, любви я не добьюсь, да и необязательна она мне была. Дружбы? Разрешения быть рядом с ней? Ну, положим, мне оно было не нужно — она не могла меня прогнать. Что она могла сделать? Пожаловаться в милицию, что к ней пристает призрак?
Я молчал, и говорила она:
— Ну за что мне горе такое — все в роду были нормальные! И вот мне радость такая!
Говорила она громко и люди, проходя мимом оборачивались на нее.
— Не кричи, — сказал я. На нас смотрят.
— На нас?
— Ну хорошо — на тебя… Хорошо… Я похоже, знаю что мне от тебя нужно.
— И если я это сделаю, ты исчезнешь?
Я покачала головой:
— Это вряд ли…
— Тогда что мне за интерес слушать тебя? Ну да ладно. Выкладывай, что у тебя за условия.
— Я хочу, чтоб ты поверила в мою реальность.
— Как можно верить в реальность призрака? Я просто рехнулась — тебя нет, и разговариваю сама с собой. Что мне делать?
Вывод напрашивался сам собой:
— Поехали к доктору?… — предложил я.
В городе было так много институтов, что В городе было так много институтов, что для студентов построили отдельную больницу.
Не знаю какой расчет здесь был, но я так подозреваю, было решено, что больной и больной студент — суть два разных больных. Следовательно, последних надо возвращать к жизни в отдельном месте, желательно людьми подготовленными.
Не скажу, что все студенты симулянты — напротив, порой, некоторые запускали болезни до такой степени, что… Но не будем о грустном.
Чтоб исключить подобное, каждую осень и весну больница чуть не трещала по швам — кураторы и деканы загоняли студентов на медосмотр.
Еще один наплыв, но уже добровольный начинался во время сессии. К терапевтам выстраивались длиннющие очереди, тех кто желал получить больничные листы. В очередях делились методами подъема температуры и описаниями симптомов.
Был совершенно уникальный случай, когда один, наслушавшись, что температуру подымает обыкновенный графит, наелся его до такой степени, что попал в больницу с отравлением.
В день нашего визита в коридорах больницы было благостное затишье, иногда у двери приема или результатов ожидали несколько человек, но попадались этажи, где в холлах не было ни одного человека.
Дежурный психиатр скучал в своем кабинете. Впрочем, думаю, скучал он и во все иные времена. Ибо, при осмотре свою работу он делал быстро:
— Проходите, садитесь… Жалобы есть? Посмотрите сюда… Сюда… Можете быть свободны. Следующий.
Даже во время сессии к нему попадали лишь самые изобретательные.
Похоже, жизнь у него была не пыльная до того самого дня, как в его дверь не вошли мы.
Василиса постучала в дверь.
За ней что-то хлопнуло и послышалось:
— Войдите.
Докторишка был классический — не то чтоб толстый, но полный, в очках. Из стакана он тянул давно остывший чай и что-то пописывал в чьей-то истории болезни.
— На что жалуетесь?
— На меня она жалуется! — ответил я.
Конечно же врач никак не прореагировал на мои слова.