Наследство последнего императора
Шрифт:
Зотов отшатнулся.
– Шура! Александр Дмитриевич! Ты что же это – меня не знаешь? Мы же с тобой друзья-товарищи, и ты так про меня такое говоришь!.. Побойся Бога!
– Вот-вот! – торжествующе заявил Авдеев. – Бога поминаешь! А доселе не поминал. Э, нет, друг любезный! Дружба дружбой, а табачок…
– Шурка! – умоляюще произнес Зотов. – Правду тебе говорю – просто с языка слетело… Случайно. А чего мне их жалеть? Понадобится – первый надену петлю на шею Николашке Кровавому. Ведь папаня мой из-за него погиб в японскую. Мать с горя померла, а жили бы мы всей семьей, если бы не война. Так что не надо так
Авдеев смягчился.
– Ладно, забудем на первый раз. Но! – он показал кулак. – Ты у меня смотри! Чуть что – пойдешь под трибунал. Чека шутить не любит, и твои молитвы ей – до феньки!
– Буду смотреть! – пообещал Зотов. – Не пожалеешь.
Еще несколько дней в Доме особого назначения прошли спокойно. Охрана словно присмирела. Никто не приставал к девочкам, не говорил им похабщины, не интересовался, знают ли они, откуда берутся дети и не хотят ли узнать. Новой похабщины в уборной не рисовали, наоборот, кто-то даже попытался стереть старые. Ни разу никто не приходил в столовую во время еды, и даже самовар охране был не нужен. И когда вновь во время обеда появились Авдеев и Зотов, их приход был воспринят спокойно. Николай даже кивнул им и дружелюбно улыбнулся. Кивнула и всегда холодная и чуть надменная Александра.
– Так-с, граждане Кровавые, – заявил Авдеев и запустил руку в котелок посреди стола. – Что там сегодня жрете за счет трудового народа?
Он вытащил все ту же столовскую котлету, понюхал и бросил ее на пол.
– Дерьмом вас кормить надо, – проговорил он, вытирая пальцы о штаны.
Мертвая тишина наступила в столовой и, показалось, в воздухе образовалась капли страха, как появляются в нем роса при определенной температуре. Все за столом замерли в ожидании дальнейших оскорблений и унижений, и каждый смотрел только перед собой, не поднимая глаз.
Авдеев и сам не знал, что ему дальше говорить и делать. Знал только, что ему хочется взять каждого из своих узников за шиворот, как нагадившего котенка, и тыкать носом в фекалии, приговаривая: «Что наделал? Что наделал, негодяй!» У него даже рука сама собой потянулась к воротнику Николая, но он сдержался, сунул обе руки в карманы и медленно прошелся вокруг стола.
– Ну, так что же? – издевательски заговорил он. – Кто здесь теперь рабы, а кто господа? Кто за кого молиться будет? А? Я спрашиваю!
Алексей и Мария подняли головы.
– Ну? – обратился к ним Авдеев, пронизав их взглядом, полным ненависти.
Алексей чуть усмехнулся, удивление на его лице сменилось откровенным презрением, и он отвернулся к окну.
Авдеев резко повернулся к Марии. Но ничего враждебного в ее широко открытых серо-голубых глазах не увидел, но прочел нечто такое, незнакомое и непонятное, что даже остановился, пытаясь осознать и понять, что она сейчас думает и чувствует и как быв ее хлестнуть побольнее. Но прежде чем ему что-либо пришло в голову, Мария вдруг произнесла чистым и спокойным голосом:
– Александр Дмитриевич!
– Ну? – дернул он подбородком.
– Разрешите… – нерешительно сказала она и замолчала.
– Ну! – не выдержал Авдеев. – Чего тебе? В уборную, что ль?
Вместо ответа Мария встала, взяла двумя руками свою тарелку, на которой высилась кучка липкой вермишели и лежали две небольшие котлетки, и подошла к Авдееву, протягивая миску обеими руками.
– Александр Дмитриевич! – произнесла она. – Вам, наверное, не понравилась та котлета. Прошу вас, возьмите мои, это хорошие. Я от души желаю вам приятного аппетита.
Все остолбенели, и Авдеев – первым. Его замешательство, впрочем, длилось несколько секунд. Потом он ударил кулаком по тарелке снизу. Тарелка взлетела вверх, раскололась в воздухе, вермишель шлепнулась на пол, котлеты закатились под стол. Мария постояла, лицо ее стало пунцовым, на глаза навернулись слезы, но он сдержалась и тихо вернулась на место.
Авдеев набрал в грудь воздуху, приготовившись добить ее чем-нибудь пообиднее, как раздался грудной голос Татьяны:
– Александр Дмитриевич, я прошу извинения… – ее стул был рядом, всего в двух шагах от него, поэтому ей и идти к нему не понадобилось. Она просто встала, повернулась к нему и протянула свою тарелку. – Может быть, вам понравятся мои? Только не сердитесь, пожалуйста, ни на сестру мою, ни на меня: мы вполне искренне просим вас сделать одолжение – возьмите, пожалуйста.
Тем временем Авдеев все-таки нашел нужные слова. Он решил ими ударить наотмашь эту царскую дочку, великую княжну, самую гордую из них. Но почему-то правильно найденные, очень нужные и точные слова остановились у него в горле и застряли там, словно острая рыбья кость, отозвавшись неожиданно пронзительной болью. И он внезапно испугался, что сейчас, не приведи Господь (о, он вспомнил и этого ихнего Бога!), задохнется и забьется в кашле, как давеча Файка Сафонов. И, охваченный этой невыносимой болью в горле, он резко шагнул к Татьяне и тоже выбил из ее рук тарелку – точным ударом снизу. Вермишель взлетела фейерверком и шлепнулась на носки его сапог, одна котлета отлетела неведомо куда, вторая, падая вниз, задела Татьяну по плечу. Девушка закусила нижнюю губу, на которой выступила капелька крови. Сдержаться они не сумела, слезы покатились по щекам, она резко отвернулась и села.
Тут буквально краем левого глаза Авдеев почувствовал опасность. Повернул голову и увидел своего главного врага – Демидову, бледную от ярости. Даже узел на ее макушке – «кичка», называли его дети – дрожал. Авдеев понял, что Демидова сейчас вцепится ему в лицо своими когтями, и рука его сама потянулась к револьверу, но вместо револьвера она вдруг ощутила чье-то легкое и нежное прикосновение.
Перед ним стояла Анастасия. Она глядела на него снизу вверх, широко раскрыв глаза, и безмолвно протягивала ему свою тарелку, на которой лежала одна котлета.
– Одну я уже съела, – прошептала она, – И вермишель… Извините, пожалуйста. Но вторая – хорошая, я ее даже не трогала… даже не прикоснулась… пожалуйста, возьмите.
Авдеев смотрел на нее и перестал что-либо понимать. «Черт, где это я?» – удивился он. Оглядел, словно впервые, столовую, задержался на Зотове, который стоял, разинув рот. «А этот что здесь делает?» – нелепо подумал Авдеев. Потом медленно повернулся и зашаркал к выходу. За ним поспешил Зотов.
Обед закончился в полном молчании. Практически все осталось несъеденным. Демидова и девочки убрали со стола – опять осталась гора еды. Алексей сказал: