Наследство рода Болейн
Шрифт:
— Даже не знаю, кто бы мог замыслить такое злодейство, — решительно отвечаю я.
— Она у себя лютеран принимает?
— Ну что вы, никогда! — Это правда, она так старается подчиняться всем английским обычаям, ходит на все церковные службы, предписанные архиепископом Кранмером, словно вторая Джейн Сеймур, рожденная не выходить из церкви.
— А папистов?
Вопрос вызывает у меня нескрываемое изумление. Бедная девочка из Клеве, сердца Реформации. Да она с детства считает папистов исчадиями ада, представителями Сатаны
— Конечно нет! Родилась протестанткой, ее так воспитали, велели быть протестанткой, как ей папистов принимать?
— А с леди Лиль часто разговаривает?
Ужас написан на моем лице.
— Надо быть наготове. Всегда наготове. Враги повсюду, — предупреждает меня герцог.
— Король сам приставил леди Лиль к королеве. Анна Бассет, ее дочь, — одна из его любимиц. У меня нет никаких доказательств против леди Лиль.
Конечно нет, откуда им взяться, если их в природе не существует.
— А с леди Саутгемптон?
— Леди Саутгемптон? — Я чуть не потеряла дар речи.
— Да.
— У меня ничего нет и на леди Саутгемптон.
Он кивает. Мы оба знаем: если речь идет о ворожбе и порче, доказательства найти нетрудно. Пошепчи тут, обвини там, солги разок-другой — вот и готов показательный процесс, а там и приговор не за горами. Король уже один раз избавился от неугодной жены — Анну отправили на эшафот, а семейство Болейн и пальцем не пошевелило, чтобы ее спасти.
Долгое, жуткое молчание. Наверно, сейчас он прикажет мне собрать доказательства, чтобы послать на смерть невинную женщину. Что мне ответить, если и впрямь прозвучит такое повеление? Найдется ли во мне довольно смелости отказаться? Нет, конечно нет, я опять покорно соглашусь. Но он молчит. Я опускаюсь в реверансе, поворачиваюсь к двери — может, на сегодня хватит?
— Он найдет доказательства заговора, — предсказывает голос за спиной, хотя моя рука уже на медной шишечке замка. — Сама знаешь, он найдет против нее доказательства.
— Да поможет ей Бог. — Голос мой дрожит.
— Он найдет доказательства. Либо паписты, либо лютеране, одно из двух, подговорили кого-то из придворных королевы наслать на него порчу и лишить мужской силы.
Я пытаюсь справиться с собой, не выдать ужаса, овладевшего всем моим существом. Нарочито спокойные слова дядюшки вгоняют меня в страшную тревогу — для королевы ничего хуже не придумаешь, да и мне грозит немалая опасность.
— Лучше бы — для нас лучше, — если обвинят лютеран, — напоминает он. — Тогда мы в стороне.
— Конечно, — покорно соглашаюсь я.
— Если смерть королевы ему ни к чему, он попытается развестись, ссылаясь на старую помолвку. Если не получится, попытается развестись на основании того, что она не вызывает у него желания и он не давал согласия на брак.
— Он сказал «да» перед всем честным народом, — еле слышно шепчу я. — Мы все там были.
— Но в глубине сердца был не согласен, — звучит ответ дядюшки.
— А… — Я не могу сразу продолжать. — Он так теперь говорит?
— Именно. И если она будет упорствовать и отрицать существование прежней помолвки, тогда у него в запасе другое обвинение — брак не смог совершиться из-за колдовства, враги лишили его мужской силы.
— Паписты?
— Паписты, как этот ее лорд Лиль.
— И его обвинят?
— Возможно.
— Или лютеране? — Я сама почти не слышу своего шепота.
— Лютеране, как Томас Кромвель.
— Так он теперь лютеранин? — Я не могу скрыть ужас.
Дядюшка улыбается.
— Король поверит во все, что ему будет угодно. Бог укажет ему мудрое решение.
— Кто же мог его околдовать? Какая ведьма? Кто?
— У тебя кошка есть? — снова улыбается он.
Сердце схватывает ледяная тревога, дыхание замерзает, словно я стою на лютом морозе.
— У меня? — повторяю я. — У меня?
Герцог весело смеется.
— Да не глядите с таким ужасом, леди Рочфорд, никто вас ни в чем не обвинит, пока вы под моей защитой. Кроме того, у вас же нет кошки? Или запрятанных поглубже талисманов? Восковых куколок, например? В полночь на шабаш не летаете?
— Не шутите такими вещами. — Я все еще не могу прийти в себя. — Тут не до смеха.
— Вы правы, тут не до смеха. — Голос вмиг становится серьезным. — Так кто же ведьма, околдовавшая короля?
— Не знаю. Среди придворных дам не ищите. Среди нас ведьм нет.
— Тогда остается сама королева. — Голос тихий, настойчивый.
— Брат ее защитит, — бормочу я. — Даже если вам не нужен союз с ним, даже если вы вернулись из Франции с заверениями в вечной дружбе, не можете же вы рисковать тем, что поссоритесь с ним навеки. Он подымет против нас весь протестантский мир.
— На твоем месте я не был бы так уверен, что он бросится на защиту сестры, — пожимает плечами дядюшка. — А в дружбе с французами, что бы там ни случилось, я не сомневаюсь.
— С чем вас и поздравляю. Тем не менее королева — сестра герцога Клевского. Нельзя ее ни с того ни с сего назвать ведьмой, удавить на деревенской площади и зарыть на перекрестке с осиновым колом в сердце.
Он разводит руками, будто от него ничего не зависит.
— Не знаю, не знаю, я всего лишь слуга его величества короля. Посмотрим, посмотрим. Наше дело — не сводить с нее глаз.
— И следить, не занимается ли она ворожбой? — произношу я с плохо скрытым изумлением в голосе.
— Искать доказательств. Если королю что-то нужно, хоть доказательства, хоть что, Говарды всегда готовы сослужить верную службу. Правильно я говорю? — Он многозначительно замолкает.
Соглашаться — язык не поворачивается.
— Мы всегда готовы служить. — Не успокоится, пока не услышит ответ. — Верно?
— Да, милорд.
ЕКАТЕРИНА