Настанет день
Шрифт:
— Да, сэр. — Коннор смотрел на свои ботинки.
— Тоже мне… юрист. — Он снова повернулся к Джо: — Как дыхание, мой мальчик?
Джо почувствовал, как по лицу у него полились слезы, и прохрипел:
— Отлично, сэр.
Наконец отец приопустил его, и они снова оказались лицом к лицу.
— Если ты еще раз употребишь грубое слово в моем доме, тебе это так легко не сойдет с рук. В следующий раз так легко не отделаешься, Джозеф. Ты хорошо меня понял, сынок?
— Да, сэр.
Отец поднял руку, сжал пальцы, и Джо увидел кулак в шести дюймах от лица. Отец дал ему полюбоваться на кольцо, на поблекшие белые шрамы, на изуродованную костяшку. Потом кивнул и позволил ему сползти на пол.
— Меня тошнит от вас обоих, — произнес он.
Взял бутылку и, зажав ее под мышкой, вышел.
Во рту у Джо оставался вкус бурого мыла, а задница еще ныла от хладнокровной порки (которую ему устроил отец, вернувшись из своего кабинета через полчаса), когда он вылез из окна своей спальни с кое-какой одежкой в наволочке и двинулся прочь, в южнобостонскую тьму. Было тепло, и он чувствовал запах океана; фонари светились тускло-желтым светом. Он никогда так поздно не ходил по улице один. Стояла такая тишина, что Джо слышал собственные шаги и представлял себе, что их отголоски — тоже живые существа, которые тоже улизнули из родительского дома.
— Что значит — исчез? — спросил Дэнни. — Сколько его уже нет?
— Со вчерашнего вечера, — сказал отец. — Удрал… Не знаю во сколько.
Когда Дэнни возвращался к себе, отец ждал его на крыльце. Сначала Дэнни заметил, что отец похудел, а потом — что волосы у него седые.
— Ты больше не появляешься в своем участке?
— У меня сейчас толком нет участка, папа. Кёртис запихивает меня в каждую дыру, где кто-то бастует. Я провел день в Молдене.
— У сапожников?
Дэнни кивнул.
Коглин-старший печально улыбнулся:
— Интересно, есть ли еще места, где не бастуют?
— У тебя ведь нет оснований думать, что его похитили или что-нибудь в этом роде, — проговорил Дэнни.
— Нет-нет.
— Значит, у него были причины убежать.
Отец пожал плечами:
— Видимо, были. В его представлении.
Дэнни поставил ногу на ступеньку и расстегнул китель. Он парился в нем весь день.
— Не высек ли ты его?
Отец снизу вверх посмотрел на сына, щурясь на заходящее солнце:
— Тебя я сек, и ты вырос вполне ничего.
Дэнни ждал.
— Готов признать, я немного погорячился.
— А что он натворил?
— Посмел сказать «жопа».
— При маме?
Отец покачал головой:
— При мне.
Дэнни тоже покачал головой:
— Это обычное слово, папа.
— Грубое слово, Эйден. Уличное, бедняцкое. Человек строит свой дом как святилище, и никто, черт побери, не хочет, чтобы в его святилище тащили уличные нравы.
Дэнни вздохнул.
— Я знаю, твой брат где-то здесь, на этих улицах. Я бросил на это дело своих ребят, но летом, видишь ли, на улице много мальчишек, их трудно отличить одного от другого.
— А зачем было приходить ко мне?
— Ты, черт побери, знаешь зачем, — сказал отец. — Парень тебя боготворит. Я подозреваю, что он мог явиться сюда.
Дэнни покачал головой:
— Если и приходил, меня не было. Я работал семьдесят два часа подряд. Только что освободился.
— А если она?..
— Кто?
— Сам знаешь кто.
— Назови имя.
— Не будь ребенком.
— Назови имя.
— Нора! Доволен? Нора его видела?
— Пойдем спросим у нее.
Отец окаменел и не шевельнулся, пока Дэнни поднимался по ступенькам и шагал к двери подъезда. Он повернул ключ в замке и оглянулся на своего старика:
— Мы собираемся найти Джо или как?
Отец, сидевший на ступеньке, встал, отряхнул брюки. Повернулся к нему, держа под мышкой свою капитанскую фуражку.
— Это ничего не меняет в наших отношениях, — заявил он.
— Страшно и подумать.
Дэнни толкнул дверь в вестибюль. Ступеньки были прямо-таки липкие от жары, и, пока они медленно взбирались по ним наверх, Дэнни чувствовал, что мог бы запросто улечься на одну из ступенек и немного подремать после трех суток непрерывного патрулирования.
— Финч с тобой выходил на связь? — спросил он.
— Иногда. Он вернулся в Вашингтон.
— Ты ему сказал, что я видел Тессу?
— Упомянул. Мне показалось, он не очень-то заинтересовался. Ему нужен Галлеани, а у старого макаронника хватает ума натаскивать своих щенят здесь, а потом посылать за пределы штата, где они и творят свои главные безобразия.
— Но она террористка. Она делает бомбы здесь, в нашем городе. А им сразу подавай крупную рыбу?
Отец пожал плечами:
— Такова жизнь, мой мальчик. Если бы они не обвинили в паточном взрыве террористов, все могло бы сложиться по-другому. Но они обвинили и сильно себя этим замарали. Про Бостон им теперь думать неприятно, а ты со своими парнями из БК еще подливаешь масла в огонь.
— Ну конечно. Это мы во всем виноваты.
— Не строй из себя козла отпущения. Я не сказал, что это всё вы. Я сказал лишь, что в некоторых властных структурах наше управление пользуется дурной славой. В частности, из-за того, что вы грозите устроить забастовку.
— Никто пока не говорит о забастовке, папа.
— Пока. — Отец остановился на площадке третьего этажа. — Бог ты мой, ну и жара. — Он посмотрел в высокое окно, заляпанное сажей и жирной грязью. — Поднялся на три этажа, но все никак не могу увидеть мой город.