Наставники
Шрифт:
Говорит инспектор Каузларич учителю Йове Станивуку: «Почему это, дорогой учитель, дети у вас такие немытые, а может, даже и вшивые?» Учитель оправдывается перед строгим инспектором, который подмечает каждое пятнышко на стене и каждую царапинку на парте: «Я им каждый раз об этом говорю, а они никак!» Дед Теодор говорит бедному и вонючему Йоце Рняке, который валяется в канаве: «Хорошо тебе, можешь не слушать дурацких советов из области гигиены и валяться как свинья в грязи, в то время все прочие дома и во всем Грунте вынуждены расходовать воду из дорогих колодцев, а также мыло из лавки моего сына Йовы!»
«Это лавка, – говорит дядюшка Йова своему племяннику Петру. – Сейчас тебе дядя Йова покажет, что есть что и для чего предназначено! Это поплавок, – говорит он, – а это касса, где лежат деньги, полученные
Говорит слуга Мия Оршич: «У каждого есть какое-то звание, например, господин Франя Йосип имеет звание императора, господин Василий – священника, а мое звание – слуга, хотя я с чем угодно справиться в состоянии!» Мать говорит Анке и Петру: «Ваш удел теперь детьми быть, хорошо вам, потому что не приходится потеть, как бедному Мие, которого мне часто жалко бывает, но что я могу поделать!» Приходит директор учительской семинарии Вилим Кораяц и говорит: «Когда я прихожу в дом Ускоковичей, то у меня всего одно звание остается – гость, дай вам Бог здоровья и всяческих благолепий за ваше замечательное гостеприимство!»
Сидят господа учителя Бадани, Форко, Жедич, Ткалчич, а также Петр Валевац и Йова Станивук за чистым столом в симпатичной корчме Йосипа Томленовича, и говорит Йова Станивук: «Не знаю, как у вас, а я что говорю, что не говорю, все впустую, никто на меня в классе не смотрит и никто меня не слушает!» «Перво-наперво, – отвечает Йосип Форко, – нельзя говорить этим твоим гнусавым голосом, но греметь надо так, чтобы каждый на месте замер, а самые мелкие дети чтобы в мышиные норы от страха попрятались!» Никола Комленац говорит: «Это совершенно неправильно, потому что школа предназначена учить тому, как ветер дует, откуда карлики появились и почему некоторые мысли следует излагать в форме речи, а не орать их и не кричать, будто ты совсем с ума сошел!» Петр Валевац говорит: «У меня хороший характер, но когда меня эти маленькие хунхузы расстроят, я бы их всех перерубал, если бы только посмел и если бы из-за этого у меня неприятности не возникли с их еще более сумасшедшими и ненормальными родителями!»
«Никак не дождусь, когда праздник наступит, чтобы не стоять в лавке за прилавком, а можно будет растянуться в кресле, наесться и напиться как поросенок!» – говорит господин Йова сам с собой в процессе взвешивания килограмма сахара несимпатичной крестьянке. В воскресенье все сидят за большим столом, каждый на своем стуле, а господин Йова говорит. «Столько я готовился к этому дню, чтобы наесться и напиться, и не желаю поститься по каким-то там дурацким обычаям и законам!» Дед Теодор говорит: «Твое дело продавать плохой товар и пережженное масло, а мое – веры придерживаться, и если тебе не нравится – топай!» Служанка, которая должна готовить и в праздники, и в будни, говорит: «Мне лично совсем все равно, я лямку, как вол, тяну беспрерывно, хотя и для меня настанет черный день и упокоюсь я в маленьком гробике!»
Говорит учитель Йова Станивук после того, как утер нос пестрым платочком: «Кто желает предаться пороку пьянства спиртного, должен сначала какой-либо стакан приобрести, а потом в оный налить какого ему угодно крепкого напитка!» Ученик Ферда Клашня говорит: «Так точно поступают у нас в доме, когда слуга Йоца Рняк, которого мой отец выгнал вон, хлебает прямо из бутылки!» Йова Станивук в ответ на это: «Все эти подробности, как стать пьяницей, мы изучаем только для того, чтобы вы никогда так низко не пали и, не дай бог, чтобы сами вы не употребляли таковую, особенно когда вы еще такие маленькие!» Добавляет маленькая Анка: «Точно так же, если кто желает повеситься, надо ему веревку приобрести, а если кто другого ограбить хочет, должен нож иметь, а если кто царем стать вознамерился, следует ему купить красивую, приличествующую и золотую корону в каком-нибудь магазине!»
«Человек куда угодно спрячется, если ему худо станет и жандармы его искать станут вследствие неуплаченного налога или из-за уклонения от призыва на военную службу. – говорит дед Теодор и добавляет: – В таком случае каждый пожелает в жучка мелкого превратиться или в паука по крайней мере, но ведь он человек!» Учитель Станивук говорит: «Хорошо пауку, у которого собственная паутина есть, в которую он заманивает и употребляет в пищу других, иной раз очень даже крупных, насекомых!» Маленькая Анка говорит: «Паутина состоит из шелковых ниточек и из самого паука, который их ткет, однако все это можно очистить шваброй так, чтобы от ниточек и следа не осталось!» Учитель Станивук завершает: «Тем более что паук вовсе не безобиден, особенно если укусит такую девочку в пятку, от чего она сразу рухнет замертво в безумном трансе итальянского национального танца!»
Где только не окажутся милостивые мужи Палацкий, Гаврилович, Панчич, Шафарик, Торбар или Петранович, всюду от них можно услышать: «Мы самые мудрые личности нашей родины, вы только поставьте перед нами задачу или попросите нас как следует, чтобы распутать какую-нибудь путаницу, и мы тут как тут!» Говорит на это мать Катарина: «Хорошо тому говорить, кто от рождения умен, а нам что делать с несчастным Йоцой Рняком, который вечно пьян, или с Йосипом Михалем, у которого слюни изо рта текут, короста на руках и ветры пускает где ни попадя!» Дед Теодор злится: «От умного человека и мудреца вечно слышишь одно и то же, а от дурака все время одни только новости, потому наш государь и держит их при дворе, со всеми их колокольцами, которые позвякивают под самым носом!» Мия Оршич говорит: «Умные те, у кого денег полно, пьют и едят обеды утонченной кухни, а дураки – мы, которые работаем с конским навозом и воняем уборной, хотя и умываемся усердно!»
Когда поймают нищего и несчастного татя на попытке увода коровы из коровника образцового содержания, свяжут его и изобьют чем под руку попадется, говорит ему слуга Мия Оршич: «Проклятый тать, как это ты решился обокрасть самый уважаемый в Славонии дом, вместо того чтобы отправиться на работу в подземный рудник в Америке, или на пароходе, который перевозит путешественников в Пешт, или половым в некую корчму, где хотя бы выпить немного на дармовщинку смог!» Говорит избитый тать: «Ни к чему мне пить или ездить на пароходе, а нужна мне корова, от которой я молоко получать буду для своих семнадцати детей, которых я родил вследствие другой нехватки, жена у меня умерла при последних родах, отец меня проклял, налоговые меня ограбили, неприятельские солдаты мне глаз выбили, так что мне теперь только и остается, как татю, воровством заниматься, пока меня насмерть не забьют почтенные люди вроде вас!» Мать Катарина развязывает свой фартук, старательно причесывается гребнем из перламутра и говорит татю в лицо: «Я прикажу, чтобы тебя отпустили домой, но корову тебе не отдам, потому что она мне самой нужна, хотя мне известно, что на многих местах в общине, в суде и много еще в каких канцеляриях воры похуже тебя сидят, только я вслух об этом сказать боюсь!» Хорошо накормленный пес спрашивает печальным взглядом свою знатную хозяйку, не порвать ли ему на куски чахлое тело голодного одноглазого татя, а хозяйка говорит ему, к удивлению всех присутствующих: «Не надо!»
Судья Талер, сидючи без дела в своей канцелярии, говорит некоему писарю: «Слышал, что у попа татя поймали на краже крупной коровы, да потом на волю его отпустили, что это с ними, православные ли они, и что они себе думают, чем я жить должен, бездельничать ли мне или судить мне как судье положено в этом императорском городишке без всякого замедления?» Говорит ему госпожа Катарина Ускокович, аж вскипев: «А что будет с моим судебным иском по поводу десяти тысяч ютаров лучшей славонской земли, леса и вод, слушание которого вы так сильно затягиваете, что у меня в глазах все помутилось и почернело?» Судья Талер отвечает: «Да разве нет у вас собственного адвоката Мудровчича Франи, который с вас хорошие деньги получает за это, я с этим ничего общего не имею, а к тому же еще припомните замечательные праздники, которые мы провели в вашем доме за стаканом доброго вина и замечательной выпечки!» Дед Теодор говорит: «Это тебе за то, что угощаешь вкусными вещами и отличными напитками всякую сволочь, как судейскую, так и адвокатскую, вместо того чтобы самим их приговорить с помощью веревки, огня и меча!»