Настоящая фантастика – 2010
Шрифт:
Женька нервничал. Он чесал пятерней грязные волосы, сопел и поглядывал то на велосипед, то на старого Панкратова. Наконец он не выдержал и спросил:
— Слушай, дед, может, ты его все-таки украл?
Панкратов отвлекся от мысленных конструкций, снисходительно ухмыльнулся и пригладил бороду.
— Вы пошляк, Женечка…
Евгений натянул на уши воротник армейской куртки, обхватил себя руками и закачался на ящике.
— Не пойму… Не пойму я… Только что его не было — и вот нате! Такого ведь не бывает, а? Дед?
— Бывает, Женечка. Бывает. — Панкратов кряхтя приподнялся и еще раз внимательно оглядел поблескивающее чудо. Однако приближаться к велосипеду почему-то не стал.
Женька вскочил и, корча гримасы, запрыгал вокруг ящика.
— Не бывает! Не бывает! Это кто-то приехал купаться и оставил, а мы и не заметили! Не заметили! Не заметили! Ты вообще, дед, ничего не замечаешь! Тебя вон чайки обосрали уже с ног до головы, а ты не замечаешь! Только бубнишь себе под нос!
Панкратов задумчиво покачал головой и наконец решился. Он встал, приблизился к велосипеду и положил ладонь на мягкое сиденье — и тут же почувствовал прилив свежих сил. Он покачнулся и, улыбаясь, повернулся к Женьке.
— Это подарок! Это подарок Богов, Женечка. Они хотят, чтобы я приблизился к ним!
Женька вдруг резко замер, склонил голову и исподлобья посмотрел на старика.
— Ты, Панкратов, совсем сдурел. — Глаза его вдруг неприятно заблестели. — Давай скорее его в город оттащим. Зайченко сразу возьмет, даже вопросов задавать не будет… Ну, чего встал?
Панкратов, глядя в сумасшедшие глаза блаженного, испугался. Он вдруг ясно увидел то, чего не замечал ранее. Женька, его друг и поэт, исчез. Его сожрал гролл и поселился в его тщедушном теле, и сейчас именно гролл смотрит на него через безумно вытаращенные глаза товарища. Панкратов сжал руль велосипеда и, почувствовав новый прилив сил, забормотал защитные заклинания.
Гролл в Женькином обличье дьявольски расхохотался и стал приближаться мелкими покачивающимися шажками.
— Что ты там бормочешь, Панкратов? Совсем больной стал. Договаривались ведь, все, что найдем, — пополам… Давай, я поеду на нем.
Панкратов с отчаянием осознал, что его заклинания не помогают. Гролл, громко клацая зубами, все приближался. Старик прижался к горячему металлу щекой и зашептал:
— Не отдам… Не отдам… Не заберешь!
Женька остановился в двух шагах и заголосил:
— У тебя! У тебя тележка есть! Тележка! Тележка! Ни у кого нету, только у тебя! Отдай мне тележку тогда? Не отдашь? Ты жадный старик! Так я и знал — все тебе! Все! А мне — шиш с маслом! Отдай!
Он кинулся к Панкратову и стал отдирать руки старика от руля. Они упали вместе с велосипедом и завозились в ныли. Панкратов отчаянно лягался, кусался и верещал. Женька схватил старика за волосы и дернул.
Во внезапно наступившей пыльной тишине что-то сухо и страшно хрустнуло. И сразу же где-то совсем близко заворочался, загудел и чугунно ударил себя по железным бокам черный дух Аят. Женька вскочил, глянул в пустые безжизненные глаза Панкратова и снова рухнул на колени.
— Дед, а дед? Дед, вставай, слышишь? Пошутил я! Пошутил! Не нужен мне твой велосипед! Дед, вставай! Ну пожалуйста! Вставай, слышишь? Вставай, пойдем, у меня консерва есть! Сардинка. Я на удочку сменял у Кольки.
Давно от тебя спрятал. Сам съесть хотел! Деда, вставай, пожалуйста…
Он упал лицом в пыль и заколотил кулаками по земле.
— Вставай-вставай — вставай — вставай — вставай-вставайвставай!!! Ну вставай же!
Панкратов лежал рядом, одна нога на серебристых спицах, сухой, маленький. Нечесаная борода его смотрела вертикально вверх. В небо.
Женька с трудом поднялся с колен и всхлипнул.
— Ты ведь не умер, деда? Ведь не умер же? — Он вскочил и засуетился. — Ну конечно же, ты не умер. Это твой велосипед. Твой. Ты поедешь на нем, прямо к своим Богам.
Он подхватил велосипед, неловко щелкнул подножкой, скинул грязную куртку, потом наклонился и поднял под мышки обмякшее тело старика.
— Ну давай же! Садись! Вот… Удобненько, правда? — Он усадил тело на сиденье, уперся плечом и рванул на груди заношенную байковую рубашку. Оторванной полосой он неуклюже привязал руки старика к рулю, потом наклонился и стал прикручивать разбитые ботинки к педалям. — Вот как хорошо! Сейчас и поедем!
Обвязав разорванной рубахой неподвижное тело где только можно, Женька обтер лицо от пыли и, счастливо улыбаясь, уперся в руль. Все так же улыбаясь, он дотолкал велосипед с привязанным к нему мертвым Панкратовым через сухие ломкие заросли к самому краю обрыва.
— Вот и все! Вот и поедем! С ветерком! Слышишь, деда? С ветерком помчимся!
Стараясь удержать равновесие, он столкнул велосипед вниз и радостно запрыгал на месте.
— Вперед! Крути быстрее, дед, не останавливайся!
Велосипед зашуршал по сухой глине, подпрыгнул на кочке и полетел. Старый волшебник Панкратов вдруг выпрямился, повернул голову и, беззвучно шевеля губами, важно кивнул. Женька, приложив ладонь к бровям, смотрел, как, оседлав красный велосипед, великий маг и кудесник поднимается все выше и выше к самому небу, превращается в едва видимую черную точку и исчезает…
Ник Средин
Нинья
Посвящается Туру Хейердалу
Бывает так: вдруг понимаешь, что обстановка вокруг совершенно необычная. Нет, конечно, все происходит постепенно и мало-помалу, но потом внезапно приходишь в себя и думаешь: как же это меня угораздило?!
Например, летишь на борту межзвездного космолета в компании друга, репортера и симпатичной журналистки — это не считая кота, рыбок в аквариуме и нескольких перепелов в клетке — и записываешь в дневник:
«Семнадцатое мая. Расстояние от Солнца сто двадцать миллионов километров, до включения ионного двигателя двое суток. Объем прироста водорослей чуть выше расчетного — удалось немного снизить расход кислорода. Кот поймал рыбку, вовремя отобрали…»
Я повернул голову налево. В панорамном иллюминаторе кают-компании чернело бездонное море космоса, по которому сверкающим планктоном плыли звезды. Неторопливо ползущие огоньки не мигали, как обычно бывает на планете, — атмосферы-то не было.