Настя Иванько и полуостров Крым (рассказы)
Шрифт:
Г-н Морс теперь почивал на раскладушке. В ногах голодно хрюкал поросенок Бэмби. Существовать приходилось на жалкую инвалидную пенсию.
Нанотехнологичный протез сломался. Прыгал на двух костылях. Пропал и его зычный голос. Теперь он говорил шепотом. Взгляд затравленный.
Не так он жил! Не так! Подполковник Асахов – карающий всадник неба.
Сеня стал попрошайничать еду на рынке, попутно поучая торгашей любви к ближнему. Сначала его чуть ли не били, потом попривыкли. Принялись одаривать заплесневелой колбасой,
– Бабло заслонило вам божественные очи! – вещал возбужденно Сеня. – Плюньте на баксы-евро. Обретите Иисуса!
Иногда, правда, накатывали злобные чувства. Хотелось, чтобы весь мир прыгал на одной ноге. Косился на разжиревшего на халявных помоях Бэмби. Может, рубануть ему топором ногу. Взял себя в руки, пожалел товарища.
По весне появилась новая страсть. Он отправлялся удить на пруд МГУ. Вода на диво прозрачная. Как-то в этом пруду, в окружении серых карасей, увидел золотую рыбку.
3.
Золотой бок рыбехи блеснул на солнце. Крупная! С мужскую ладонь. Наверное, кто-то шутки ради, выпустил из своего аквариума. Зажравшийся олигарх, скажем.
В сказки г-н Морс, конечно, не верил. Особенно в рифмованные сказки А.С. Пушкина.
Выловил четырех карасей. Потом грамотно подсек золотую рыбку. Ярко отсвечивает литая чешуя. Крючком изувечил ей верхнюю губу. На ротике пузырится кровь.
Ай, была ни была! Он решил озвучить свои три желания. Хотя рыбка, понятно, ничего не предлагала.
Первое – пусть отрастет нога.
Второе – вернут бизнес.
Третье – обрести любовь.
Поцеловал на прощание рыбку в золотой лобик, да и воротил в пучину.
Сложил пойманных карасей в драный рюкзак, печально побрел восвояси. Сварит уху, покормит захребетника Бэмби.
Похлебал ушицу. Лег на раскладушку. Рядом прикорнул черный хряк.
А с культей вдруг начало твориться что-то неладное. На кромке будто завелись черви. Больно так зашевелились, премерзко.
Сеня встал, смазал обрубок спиртовым настоем полыни. Несусветная боль ударила в мозг, в позвоночник.
Г-н Морс рухнул.
Очухался и не верит глазам. Левая нога отросла. Кожа свежая, с рыжими волосинками. Пальцы точь-в-точь как на правой. Ногти отливают девственным перламутром. И, главное, что вообще непостижимо, аккуратно пострижены.
Айда, Пушкин! Айда, сукин сын!
Бэмби с изумлением обнюхал его удлинившуюся конечность. Громко вздохнул.
Сеня вскочил. Сделал шаг, другой. Присел. Подпрыгнул. Стал отплясывать «Яблочко», джигу. Аллилуйя!
– Жизнь налаживается! – захохотал во весь голос.
– Хрю-хрю, – ответил хряк, увы, не обладающий даром речи.
Морс потер ладони:
– Сейчас мы разведаем, что с моим бизнесом.
4.
И тут звонок. На проводе подполковник ФСБ, Андрей Асахов. Спрашивает елейно:
– Батенька, как там у вас? Давненько хотел позвонить, да все, блин, дела. Причем, государственной важности.
Сеня чуть не задохнулся от гнева. Но тут вспомнил о своей второй просьбе у золотой рыбки, взял себя в ежовые рукавицы.
– Ногу мне отхайдокало трамваем. Теперь отросла. Живу на жалкую пенсию инвалида. Бизнес вы у меня хамски оттяпали.
– С ногой я не понял… А с вашим бизнесом вышла осечка. Слишком уж мы пошли на поводу одной клеветы. Вот и рубанули с плеча. Можете заглянуть к нам на Лубянку, так сказать, на огонек, забрать все отнятые у вас документы. Перед Россией вы чисты.
– А кто донос настрочил?
– Зульфия Гибайдулина. Ваша секретарша. Поправьте меня, если я не прав, ваша любовница. Написала, мол, вы в плотном контакте с таджикским бандформированием.
– С каким бандформированием?
– Вот и мы так решили. Словом, попали вы, батенька, под горячую руку. Мы же сейчас с коррупцией ведем войну по всем фронтам. Как в Сталинграде. А требование с вас отката было лишь проверкой. И вы, молодец, не клюнули.
Документы г-ну Морсу вернули ясным весенним днем. Яростно орали воробьи. Заводили в подворотнях амурную песнь кошки.
Навестил свою фирму у Курского вокзала. Швейцар Гаврилыч, весь в золотых позументах, склоняет седую башку. Глаза старца вылазят из орбит, таращится на отросшую конечность.
Так же выкатывали очи и все консультанты-риэлторы. Особенно же таращилась г-жа Зульфия Гибайдулина, настрочившая ядовитый донос.
– С возвращеньецем, Семен Митрофанович! – выкрикнула Зульфия.
– С тобой, змея, будет у меня разговор особый.
– Конечно, особый! Как, однако, ловко сделали ваш протез. От настоящей ноги не отличишь.
– Да она и есть настоящая… – Сеня поддернул левую штанину, показал мускулистую икру, поросшую рыжеватым волосом.
Зульфия Федосеевна принялась икать.
– Значит так, дорогие мои сотрудники! – г-н Морс ударил кулаком по столу. – С консалтингом мы заканчиваем. Баста! Теперь будем строить дома для простых и надежных людей.
– Мудро! – зашлась кликушеским смехом г-жа Гибайдулина.
5.
Жажда мести, понятно, зашкаливала. Зульфию Федосеевну хотелось стереть в порошок. Вышвырнуть, мерзавку, на улицу. Глядя же на восстановленную конечность, успокаивался. Радовал и кабан Бэмби, за последние дни набравший 10 кг.
Вообще на Семена нашло странное умиротворение. Какая-то подспудная любовь просыпалась ко всему человечеству.
Швейцару Гаврилычу, например, он презентовал новехонький слуховой аппарат. Решил к тому же провести благотворительный бал с беспроигрышной лотереей для увечных. Одарить всех калек финской телескопической удочкой, пусть каждый из них поймает свою золотую рыбку.