Натуралист на мушке
Шрифт:
— Самый необычный отель, который я где-либо видел, — согласился я. — Пять звезд, Эластер. Мы получим здесь массу удовольствия.
— Забавный, правда? — спросил Эластер, сияя. С короткими фразами он справлялся значительно увереннее.
Отель был просто очаровательным. Он представлял собой двухэтажное здание из стволов бамбука, скрепленных между собой сложно переплетенной рафией, в форме латинской буквы L, с крышей из пальмовых листьев. По всему периметру отеля шла двухэтажная веранда, на которую выходили двери, по всей видимости, ведущие в спальни. Все строение нависало над глубоким бетонным бассейном, где плавали мириады разноцветных рыбок в компании двух величественных морских черепах. Рядом с отелем находилось еще одно несимметричное строение из бамбука и пальмовых листьев с несколько обшарпанной вывеской «Бар». Всю эту картину украшали высокие пальмовые деревья, изогнутые, словно луки, чьи темно-зеленые листья шелестели на ветру, словно перешептываясь друг с другом. Пышные заросли гибискуса и других тропических кустарников были в полном цвету. В ослепительном сиянии солнечных лучей здесь все имело некоторый налет нереальности и выглядело в точности так же, как голливудские декорации для съемок эпической саги из жизни южных морей.
Наша спальня оказалась, мягко говоря, необыкновенной. Здесь не было никакой необходимости в окнах, поскольку свет свободно проникал в комнату сквозь стены, а через некоторые щели открывался великолепный вид на море и окружающие нас острова. Кровати были огромными и продавленными посередине — очевидно, когда-то они утратили часть деталей. Песок на полу приятно хрустел под ногами, придавая жилищу особый уличный колорит. К нашему номеру для новобрачных был приделан маленький закуток размером с гроб, сколоченный из расплющенных банок из-под керосина, покрытых облезлой клеенкой с ярким клетчатым орнаментом. Из этого «шотландского ансамбля» торчала узкая трубка, из которой, как показал эксперимент, при повороте крана прямо вам в глаз била струя морской воды. Это был, конечно же, не отель «Рид», но в таком идиллическом окружении иного и не следовало ожидать.
Мы едва успели распаковать багаж и аккуратно развесить нашу одежду на единственном стуле, как, взглянув через перила веранды, увидели приближающееся каноэ, управляемое бронзовым от загара молодым человеком в компании с юной блондинкой. Как оказалось, это был Марк и он занимался специальными исследованиями рыб на исследовательской станции Смитсоновского института — группа зданий, беспорядочно поставленных на одном из рифов в четверти мили от нас. Марк был откомандирован к нам, чтобы исполнять роль нашего проводника и консультанта, пока мы находимся здесь. Он имел привлекательную внешность с легким оттенком чего-то восточного в чертах лица, и позднее я узнал, что его мать была японкой. Необычайно эрудированный и компетентный, он сразу же стал нашим наставником и другом, как и студентка Кэти, работавшая вместе с ним. В тот же день Марк повез нас на коралловый риф, расположенный примерно в миле от нашего жилья, где он проводил свои исследования и поэтому знал там каждую рыбу по ее христианскому имени. Бросив якорь на песчаное дно у края рифа, где глубина не превышала шести футов, мы надели маски и нырнули в теплую воду.
Невозможно оставаться равнодушным к волшебству того момента, когда ты входишь в воду и погружаешь свое лицо под ослепительно сияющую поверхность тропического моря. Маска похожа на магическую дверь; ее стекло устраняет раздражающее воздействие морской воды, открывает путь в сказочную страну невообразимой красоты. Вначале мы медленно плыли над золотистым песком, который покрывал яркий, постоянно меняющийся сетчатый узор, сотканный лучами ослепительного солнца, и видели, как морские коты, похожие на странные пятнистые сковородки, плавно ускользают с нашего пути. Тут и там были разбросаны маленькие островки сияющих, как драгоценные камни, кораллов в убранстве из разноцветных водорослей, украшенные губками и красочными асцидиями; каждый островок окружала собственная свита рыбок — оранжевых, алых, синих, как ночное летнее небо, желтых, словно одуванчики, полосатых, в крапинку, ребристых, игольчатых и прочих самых невообразимых форм. Мы продолжали плыть, и вскоре впереди показался риф — причудливая страна гротов и каналов, тайных садов, засаженных губками и переплетенными кораллами, а также огромных коралловых замков со знаменами водорослей, реющих над зубчатыми стенами. Здесь были кораллы-мозговики, похожие на огромные черепа сраженных в битве и упавших в море гигантов, чьи скелеты стали частью рифа. Вокруг раздавалось щелканье, урчанье, скрежет и писк рыбьих разговоров, споров, кормежек. Выбираем один из петляющих каналов и проплываем по его прихотливым изгибам.
В первую минуту водоросли гладят ваши плечи с обеих сторон; морские ежи, похожие на плоды конского каштана, прилипли к разноцветным стенам; рыбка мечется перед вами, словно приглашая следовать за собой.
В следующую минуту узкий канал внезапно расширяется и выходит на маленькую площадку ослепительно блестящего мелкого песка, сплошь усеянную толстыми черными голожаберными моллюсками, словно какой-то морской фургон, развозящий деликатесы, ошибочно разгрузил здесь партию колбас. Затем узкий канал превращается в огромную, заполненную рыбами долину, и тут у вас появляется возможность почувствовать пульсацию моря, его поднятия и опускания, когда вы парите словно птица над рифом и внезапно замечаете, что под вами ничего нет, кроме таинственной пугающей бездны, когда край рифа резко скатывается к морскому дну и исчезает в бархатисто-черной темноте.
Марк знал этот и другие рифы так же досконально, как большинство людей знают собственный сад за домом. Он, например, всегда мог сказать, что, проплыв по определенному каналу, сделав первый поворот налево, а второй направо, повернув налево у большого коралла-мозговика и проплыв еще двадцать футов вперед, вы найдете именно ту губку, коралл или рыбу, которых ищете. Он направлял нас к нашей цели по каналам рифа, как человек, указывающий вам путь по улицам родного города, и, конечно же, если бы не его указания и эрудиция, мы бы многое упустили или не смогли понять. Язык млекопитающих, птиц и, до определенного предела, рептилий состоит, по большей части, из едва уловимых движений и поз, и требуется время, чтобы научиться понимать эти движения — например, определять, что говорит вам волк своим хвостом. И теперь, наблюдая за морскими обитателями, нам пришлось изучать совершенно незнакомый язык. Мы постоянно задавали себе вопросы. Почему эта рыба лежит на боку? Или стоит на голове? Что с такой решимостью защищает эта рыба и поче му другая, словно уличная женщина, настойчиво домогается всех, кто проплывает мимо? Без помощи Марка мы вряд ли смогли бы понять и миллионную часть из того, что нам довелось увидеть.
Возьмем, для примера, рыб семейства помацентровых. Эти пухлые, бархатисто-черные маленькие создания — страстные садоводы. Каждая из рыбок имеет отдельный участок коралла, где растут густые водоросли, за которыми она ухаживает, и это не только ее собственная территория, но и кладовая. Свой садик она защищает от всех пришельцев, порой проявляя удивительную храбрость. У той рыбки, за которой мы наблюдали и, в конечном счете, сняли на пленку, был зеленый сад размером шесть на двенадцать дюймов на участке огромного коралла-мозговика. Она привлекла к себе наше внимание тем, что без всякой видимой причины, и необычайно энергично, атаковала черного и колючего, словно подушка для иголок, морского ежа, мирно проползавшего мимо. Однако более внимательно изучив ситуацию, мы поняли, что странствующий морской еж собирался проложить себе дуть прямо через лужайку перед домом, чем и объяснялась драчливость рыбки. Как-то утром мы застали нашу маленькую рыбку в состоянии, близком к полному отчаянию, вызванному тем, что ее бесценный садик посетила группа рыб-попугаев. Эти большие яркие зеленые, синие и красные рыбы со ртами, похожими на клюв попугая, дефилируют вдоль всего рифа, словно банда крикливо разодетых уличных грабителей, и когда они своими острыми клювами обдирают коралл, раздается звук, который можно услышать с поразительно большого расстояния. Их было так много, что наша бедная маленькая рыбка растерялась, не зная, кого из них атаковать первым. Кроме того, они имеют свою стратегию. Один из них стремительным рывком ворвался в сад и оторвал кусок водоросли, в ответ на что хозяйка сразу же атаковала и прогнала обидчика, хотя и была раз в двадцать его меньше. Но пока рыбка преследовала одного непрошеного гостя, остальные разбойники набросились на ее сад. Хозяйка вскоре возвращалась и разгоняла их, после чего все повторялось сначала. К счастью, мы появились и спугнули рыб-попугаев до того, как они успели нанести саду значительный ущерб. Но, несмотря на оказанную помощь, наша знакомая так и не прониклась к нам полным доверием. Рыбка подозревала, что рацион Ли состоит исключительно из морских водорослей и она неспроста проявляет интерес к ее садику. Поэтому стоило Ли подплыть слишком близко, рыбка тут же бросалась на нее в яростную атаку.
Среди многих удивительных аспектов жизни кораллового рифа, которые нам показал Марк, ни одна не была столь интригующей и непонятной, как половая жизнь синеголового губана. Если Фрейд считал, что половая жизнь среднего человека очень запутана, то он, несомненно, получил бы нервное расстройство, если бы ему предложили подвергнуть психоанализу эту рыбу. Начать с того, что ему пришлось бы серьезно задуматься над тем, как обращаться к своему пациенту — мистер или миссис Губан.
В юном возрасте синеголовые губаны вовсе не являются синеголовыми. Я вовсе не пытаюсь играть словами, а просто рассказываю все как есть. Они желтые и совсем не похожи на синеголовых губанов. Однако не надо отчаиваться. Когда они подрастают, их окраска подвергается поразительной перемене, и они становятся темно-синими с бледно-голубой головой. Затем самец занимает территорию на возвышенном участке кораллового рифа, защищает ее от всех пришельцев и поджидает дам. Он крупный, обаятельный и способен обслуживать до сотни самок в день — факт, в сравнении с которым все достижения легендарных любовников становятся бледными и незначительными. Самки, пораженные такой живостью, находят самца неотразимым и дюжинами посещают его коралловые апартаменты. Однако именно здесь и появляются сложности. Молодые самцы, слишком молодые для того, чтобы обзавестись собственной холостяцкой берлогой и защищать ее от соперников, болтаются возле территории взрослой рыбы, подкарауливая самок. Окружив самку, они заставляют ее резко всплывать вверх, выметывая икру, которую они тут же оплодотворяют, выбрасывая сперму. Естественно, такой процесс приносит мало удовлетворения, и его точность, конечно же, оставляет желать лучшего. В идеале молодой самец должен сам занимать и защищать территорию, чтобы иметь возможность приглашать к себе самок и оплодотворять их более эффективно. Так что его цель состоит в том, чтобы стать большим и сильным, сменить окраску и завести собственный пентхаус.
А как же складывается жизнь у самки губана? Очевидно, что количество икринок, которые она может отложить, и, соответственно, количество выведенных ею мальков ничтожно мало по сравнению с легионом икринок, которые может оплодотворить большой самец. Так что же она делает? Нам такое кажется невозможным, но для губанов это обычное дело. Она просто меняет пол — из желтой самки превращается в большого синего самца, достаточно сильного для того, чтобы захватить и защищать собственную территорию. Итак, она меняет пол и вскоре ежедневно спаривается с дюжинами других самок. Как мне кажется, это можно смело назвать полной и окончательной победой обитателей подводного мира в борьбе за равноправие женщин. В общем, любовь у губанов — это настоящее волшебство, но разобраться с ее тонкостями натуралисту-любителю поначалу очень непросто.
Мы сумели снять на пленку рыбку, защищающую свой садик, невероятную сексуальную активность синеголовых губанов и еще множество других вещей. Однажды Эластер так увлекся, что попытался руководить съемками под водой, забыв, что дыхательная трубка это не мегафон, из-за чего чуть не утонул. В целом можно сказать, что это были самые приятные и успешные съемки.
Нашей следующей остановкой должен был стать остров Барро-Колорадо, но, поскольку нам было известно, что съемочной группе потребуется некоторое время для решения организационных вопросов, мы с Ли решили задержаться на островах Сан-Блас еще на несколько дней, ведь редко где можно найти такой идиллический, неиспорченный уголок. Однако я чувствовал, что на мне лежит обязанность пойти к Исраилу, хозяину отеля, и заявить ему свой протест. Я редко вступаю в споры с управляющими отелей, но в данном случае у меня была серьезная причина. В конце концов, мы не возражали против песка на полу спальни и того, что нам приходилось самим перестилать свои постели, если удавалось найти простыни; мы не жаловались, когда в душе внезапно заканчивалась морская вода ввиду пресыщения труб креветками, и не возмущались из-за того, что унитаз (по причине отсутствия двух винтов) все время взбрыкивал, как необъезженная лошадь, грозя выбросить вас в море через тонкую бамбуковую перегородку. Нет, мы не обращали внимания на эти мелкие неудобства, учитывая очарование этого места. Причиной нашего недовольства была еда. Завтрак состоял из кофе, тостов, джема и овсяной каши — вполне удовлетворительно, — но оставались еще обед и ужин, которые и наполняли нас отчаянием. Поэтому, решив быть твердым, но справедливым, я отправился к Исраилу.