Натуралист в поиске (Записки ловца змей)
Шрифт:
Ее спутник молчал, но умоляюще смотрел на меня. Пришлось ехать с ними до самой больницы. В пути девушку стало лихорадить. Мать опять подняла крик. Успокоили мы ее с большим трудом.
В приемном отделении больницы я снова встретился с тем врачом, который оказывал утром помощь Косте.
— Бросайте ловить гадов, переходите на работу к нам! — пошутил он.
— Я и так скоро потребую у больницы полставки фельдшера сельского медпункта, — в тон ему ответил я, — как — никак, два случая оказания помощи в один день.
— Да, начался сенокос. Теперь укушенных будет много, — вздохнул доктор.
— А сколько бывает? — поинтересовался я.
— Много. По району за сезон до ста случаев. Особенно в первые дни подбора сена. В чем тут причина,
— Ну и какие исходы? Смертельные случаи бывают?
— Как правило, все кончается благополучно. Я работаю здесь уже пятый год, и смертельных исходов не было.
— А по архивам?
— Я поднимал архивы послевоенного времени. Там тоже нет.
— Долго ли болеют пострадавшие?
— Обычно дней десять, но бывают случаи, что и до месяца залеживаются.
— Кстати, как чувствует себя Костя?
— Угрожающие симптомы удушья мы устранили, но положение его очень серьезное.
— Ну, а с этой девушкой как?
— Здесь все в норме. Сыворотку вы ввели вовремя. Через неделю будет дома.
На кордон к Илларионычу я возвратился только вечером, и переехали мы на следующий день.
Хутор Нивка — три избы и два амбара на узкой длинной поляне среди глухого леса в сотне метров от берега полу заросшего озера Лунево. За постройками на поляне — грядки картофеля. Вся поляна отделена от леса частоколом. Попасть на хутор можно только через крепкие дубовые ворота. На хуторе жили пять человек — хозяйка хутора с мужем и трое рабочих лесхоза. Лесничий Иван Иванович попросил хозяйку хутора Наталью Саввичну пустить нас в пустующую избенку. Наталья Саввична согласилась не сразу. Она долго отказывала ему — боялась наших гадюк. Часа полтора и лесничий, и мы как могли убеждали хозяйку. Несколько раз мне казалось, что все уговоры напрасны, но лесничий хитро подмигивал мне и как будто не слышал довольно резких выражений хозяйки. Его настойчивость увенчалась успехом. Взяв с нас «страшную» клятву в том, что мы будем курить с соблюдением всех противопожарных правил, а главное, не распустим по хутору гадов, хозяйка пустила нас в избенку.
Муж Натальи Саввичны — Степан Никитич присутствовал при этом разговоре, но все время молчал.
— А почему хозяин участия в разговоре не принимал? — спросил Илларионыч лесничего.
— Так Степан — примак, а хозяйка — Наталья, — пояснил лесничий.
— А что значит «примак»?
— Наталья — вдова и замужем другой раз. Коли б она в дом мужа пошла, то главным в семье был бы муж, а коли он к ней как говорят, в примаки пошел, тогда не он, а она верховодит. Примак — не хозяин.
К этому времени в трех ящиках были заполнены все секции, а в четвертом пустой оставалась последняя… Чтобы Илларионыч мог отвезти змей в питомник, нам нужно было заполнить эту секцию. Мы рассчитывали сделать это за два три дня, но просчитались. Пришлось Илларионычу задержаться на неделю. На новом месте гадюк мы нашли не сразу. Несколько дней изучали местность. Вокруг хутора стоял густой смешанный лес. Мы знали, что в таком лесу гадюк искать бесполезно. Змеи должны были держаться по берегу озера, но берега озера Лунево были совсем иными, чем берега Выгоновского: здесь не было тех открытых лужаек между лесом и водой. Пока берег был твердым, его покрывала чапыга — густая поросль мелкорослой ольхи, березы и осины. Кончалась чапыга там, где берег переходил в лабызу — зыбкий ковер из мха и осоки. На лабызе отдельными куртинами рос тальник, и змеи, конечно, были, однако ходить по лабызе опасно: слой травы и мха не везде выдерживал тяжесть человека.
— Хлопцы, — предупредили нас на хуторе, — на лабызы не ходите. Попадете в «окно» — из трясины не выберетесь. Затянет. Там только лоси ходят, да случается, что и они тонут!
Противоположный берег озера был луговым, но на переход от хутора до лугов требовалось два часа. Туда два часа, да обратно два часа, всего выходило четыре — половина рабочего дня. Тратить в сезон на ходьбу по четыре часа в день непозволительно. Нужно было искать иное решение. Выручил нас Степан Никитич.
Как-то вечером обсуждали мы с Илларионычем положение дел. Подошел к нам Степан Никитич, послушал наш разговор и спросил: — Что, хлопцы, никак гадов отыскать не можете?
— Не можем, — вздохнул Илларионыч.
— А где вы ищите?
— Да возле озера.
— Гады возле озера есть, но взять их там трудно. Я вам скажу про другое место. Там вы гадов наберете.
— Где же это место?
— А возле школки.
— Какой школки?
— Да той, где сосну выращивают. Местность возле школки пересеченная, то бугор, то низина. Гадов этих там не сосчитать!
— А далеко ли до нее?
— Далековато. Километров шесть. Но до школки машиной можно доехать. Каждый день туда утром рабочих везут, а вечером обратно привозят.
На следующее же утро мы поехали к этой школке. Оказалось, что школкой Степан Никитич называл питомник молодых сосенок, огороженный жердями.
— Это от лосей, — пояснил нам Степан Никитич, — лоси очень любят отгрызать верхушки у молодых сосенок. Сломит вершину — деревце пропало.
Лосей возле питомников было много: в моховых низинах между буграми мы то и дело натыкались на кучки лосиного помета — кругляшки из непереварившейся хвои размером со сливу. Видали мы и следы пребывания кабанов: местами на лужайках весь дерн был исковеркан, словно пьяный тракторист пахал. Это кабаны искали под дерном что-то лакомое. Но больше всего кабаньих копок было возле хутора. Там копки начинались сразу же за дальней стенкой частокола.
Местность здесь не походила на те, что мы видели раньше. Высокие поросшие сосной песчаные бугры сменялись низкими моховыми болотцами. По краю болотец мы сразу же нашли змей. Медлительные толстые беременные самки держались на границе мха. Они выходили греться на песчаные бугры. Быстрые стройные самцы предпочитали кочки во мху. Через два дня охоты на буграх мы заполнили последний ящик, и Илларионыч повез змей в питомник.
На машине, что пришла за Илларионычем, прикатили выгоновские мальчишки. Узнав о том, что мы ловим змей, они наперебой закричали, что завтра же притащат мучной мешок гадов. Привлекать к охоте на ядовитых змей несовершеннолетних я не мог и поэтому как можно строже сказал им: — Таскать сюда змей и не думайте! Ни одной змеи я у вас не возьму! Вы лучше покажите мне места, где змей много. Вот это будет помощь!
— Мы придем завтра, — посовещавшись, объявили мальчишки, — и покажем вам самые гажьи места!
Назавтра спозаранку десяток мальчишек явился на хутор. Я еще завтракал, когда хозяйка сказала мне: — До вас орда явилась!
— Какая орда? — не понял я.
— Да хлопчики из Выгонощ. Вон толкутся возле ворот! Сено убрали — орде делать стало нечего. Теперь пойдут шкодить. Вы с ними построже!.
Мальчишки были разного возраста: от восьми до пятнадцати лет, но все они походили друг на друга волосами цвета соломы, синими, словно васильки, глазами и веснушчатыми облезлыми носами. Троим, самым маленьким, да еще троим постарше, но пришедшим босиком, я велел возвращаться домой. Мальчишки насупились, но повиновались беспрекословно. Только один из тех, что постарше, с обидой сказал: — Чего же вы, дядечка, сразу не сказали, что нужно обутым приходить? Теперь я и от батька отстал, в лес не пошел, и вы меня гоните! Да я все время по лесу босой хожу и никаких гадов не боюсь! Коли гада не займать, вон не ухопыть!
— Ты еще поговори мне, Миколка! — оборвала его Наталья Саввична. — Как же это гада не займать, коли этот дядька гадов ловит? Иди сей же час до дому, а то я твоей матке скажу, так она тебе пропишет, как со старшими спорить! Геть со двора!
Ребята гуськом потянулись к воротам хутора. Миколка шел последним. Мне стало жалко ребят, но подрывать авторитет хозяйки хутора, да еще на ее глазах, я не решился. Четверка обутых ребят постарше окружила меня, и мы тоже пошли к воротам. За воротами отвергнутые сбились в кучку и с завистью смотрели на нас.