Назначьте ведьме адвоката
Шрифт:
Постоял, глядя в окно, бровь почесал. Всё-таки развернулся, подошёл к жене, заставил её голову поднять. Мерилен действительно плакала и совсем по-настоящему, даже не заботясь о том, что слёзы краску с ресниц размыли, прочертили по аристократическим скулам грязные дорожки, запачкали белоснежный мех манто.
— Тейлор, помоги мне, пожалуйста… — протянула жалобно супруга, изрядно гнусавя — аристократка или нет, а сопли нос забили.
Инквизитор, без труда не слишком активное сопротивление преодолев, прижал голову Мерилен к своему плечу. Обнял, тихонько покачивая.
— Бедная
По-настоящему утешать он никогда не умел. Да и нечасто такое желание появлялось. Но Мерилен, кажется, сейчас не многое и нужно было. В конце концов, вырыдаться на плече мужа тоже входит в список законных прав супруги.
***
Бывают дни, когда вселенское свинство ощущается особенно остро. И вроде бы не с чего, и причин нет, а снисходит озарение, кристально ясное осознание Правды: все мужики сволочи. Тот же, о котором уже думать забыла и даже как звать его не помнишь, из них первейшая скотина. И счастье в подлунном грешном мире вещь фантастическая, недостижимая. А удел каждой женщины страдать молча, ото всех пряча боль в разбитом сердце.
С чего ему вдруг биться приспичило, да откуда боль взялась — дело десятое. Главное, что теперь придётся век вековать об руку с тоскою. Ну а уж повод для страданий всегда найдётся. Да хотя бы… Да хотя бы потому что все мужики сволочи, а счастья нет!
— И сколько ей говорено: не вяжись с женатиками, даже в сторону их глядеть не моги! — бубнила Ли, проворно перебирая гречку — хорошие зёрнышки в кучку, а плохие на пол.
Грязи на половицах уже прилично набралось. Но замечания фамильяру делать — только ворчания добавлять. Выяснится ещё, что ты тварь бессердечная, старших не уважаешь и, вообще, не хозяйка, а лентяйка. А тут и так тошно.
— А кто меня слушает? Да никто? — нудела крыса, пробуя подозрительное, но внешне годное зерно на зуб. — Вот теперь и мается, ворочается, подушками швыряется, по ночам не спит и другим не даёт. А всё почему? Потому что нечего на чужое роток разевать — подавишься. Бесполезное это дело и зряшное. С женатыми крутить — молодость губить. Это всем известно. Кроме дур малахольных, на которых мы пальцами казать не будем, ибо и так богом обиженные.
— Можно подумать, никто не разводится, — огрызнулась Кира.
Просто так огрызнулась, а не собственные убеждения отстаивая. Если молчать, то Ли бурчать, конечно, прекратит. И начнёт домогаться уже целенаправленно, требуя вменяемых ответов. Пусть уж лучше ворчит, воркотню не сложно мимо ушей пропустить.
— Подумать-то можно и дажить нужно, — тут же откликнулась крыса, — да только некоторые не умеют. Я тебе так скажу, а ты послушай. Годный-то мужик от жены никуда не денется. Нет, налево сбегать — это его святая кобелиная обязанность. Только жизнь свою менять дело совсем другое, хлопотное и ненужное. Новая-то жена и кашу не так варит, и портки иначе стирает, и ублажает по-своему. Тока пилит, да печень выедает как старая. Ну и кому сдалось шило на мыло менять? Нет, с девкой молодой, красивой захороводить — пожалуйста, а под венец её вести дурь одна.
— Ну да, разводы сказка, — послушно кивнула Рейсон, шелуху в кулёчек газетный сплёвывая.
Всем известно, нет лучше способа тосковать, кроме как забраться на подоконник и на улицу бездумно таращиться, семечки лузгая. Хорошо это делать, ночной рубашки не снимая, только шаль на плечи накинув. Умываться и волосы расчёсывать тоже необязательно.
— А ты не ёрничай, — одёрнула Ли, хвостом лузгу со стола смахивая. — Я про годных мужиков говорила. Негодный, конечно, может, старую жену на молодуху-то и сменяет. Только кто раз сменил, тот и второй, и третий такое проделает. Всем известно, бабий век короток. Промаешься с эдаким красавцем десяток лет, а потом… А, что говорить!
— Тебя послушаешь, верных мужчин вообще нет.
— Чего ж и нет? Есть. Я, правда, своими-то глазами эдаких не видывала. Но я ж и конёв полосатых не видала, только знаю, водятся на белом свете. Но какой-жешь он верный, коли при живой жене на девку глядит?
— Ну вот чего ты знаешь? — «Дура старая!» Кира всё-таки проглотила. — Может, они и не живут вместе давно, а только так, для приличия? Он же говорил…
— Ага, говорил, — фыркнула крыса. — Вот что говорил точно знаю. Мол, жена у него при смерти, оттого бросить бедняжку не может. Или иначе: любви промеж ними нет, да вот детей в окошко не выкинешь. А то ещё бывает живут чужими, но благородство душевное не позволяет оставить беспомощную и немогутную.
— И ничего подобного! О таком он даже не заикнулся!
— Ну, получается, не всю совесть пропил, — меланхолично ответила Ли.
— Да и, вообще, что ты разворчалась? Не собираюсь я за него замуж! Понятно?
Ведьма соскочила с подоконника, в сердцах швырнув кулёк с шелухой. На полу стало ещё грязнее.
— А за кого собираешься — это нам известно. Кобелина нам не дался, так мы щеночка несчастненького обогреем. Тоже счастье нашла!
— Этот тебе не нравится, и тот тоже. Так кого надо то?
— Мне-то? — фамильяр дёрнула шкуркой на спине, как плечами пожала. — Мне, пожалуй, крыса молодого и с крепкими зубьями. Чтоб за шкирку взял, а я вмиг и сомлела. Тебе бы такой тоже не помешал. А то не ведьма, а срамота одна. Смотреть противно, тьху!
— А знаешь что?
— Знаю, как не знать? Только вот ты бы сама сходила до заказчицы своей. Денег-то она тебе дала дачку рыжему подсунуть? Дала. А ты что же? Или как, прикарманить решила? Дело-то, конечно, неплохое, но тут помозговать надо, как обстряпать, чтобы комар носа не подточил.
— У тебя начался старческий маразм, — догадалась Рейсон. — Но деньги и вправду отдать бы надо. Только вот идти к ней… Может, завтра?
— А завтра она симпатичней и вежливее станет? — поинтересовалась Ли, задумчиво толстыми усами поводя. — Уж поверь: не станет. Вся их порода такая зазнайская. Чего и говорить, кровь!
— Какая ещё кровь? — равнодушно спросила Кира, заплетая кисти шали в косички.
Раздражение рассеялось так же быстро, как и нахлынуло. Снова осталась лишь сонная тоска и обида незнамо на кого.