Не ангел

Винченци Пенни

— Селия, я на самом деле не понимаю, с чего это Барти будет пропускать концерт. — Голос Оливера звучал необычно твердо.

Он никогда раньше не спорил с ней о детях в их присутствии. Четыре пары глаз впились в него. Было видно, как дети затаили дыхание.

— Извини, Оливер, — в упор посмотрев на него, сказала Селия, — но я бы предпочла, чтобы ты не путал карты. Все уже устроено.

— Значит, это следует расстроить. Я разрешаю Барти остаться.

— Нет, она не может остаться. Няня будет в Эшингеме.

— А где

будешь ты?

Воцарилось мертвое молчание.

— Я… я буду здесь, — неуверенно произнесла Селия. — Скорее всего. Но у меня дел по горло. Именно поэтому я и хочу, чтобы дети отправились в деревню.

Снова молчание.

— А где будет Джайлз? — последовал вопрос Оливера.

— В Эшингеме. Как только закончит учебный год.

— А он знает об этом?

— Пока нет. Оливер, нельзя ли отложить этот разговор?

— Нельзя. Разве ты не видишь, что Барти очень расстроена? И я ее вполне понимаю. Так вот, независимо от того, поедут ли близнецы, Барти должна остаться. Как бы ты ни была занята. И на концерт пойду я, если ты не можешь.

— Так нечестно! — в один голос закричали близнецы. — Мы тоже хотим пойти!

— Ну, вы можете и обойтись, шалуньи. Когда концерт, Барти?

— В следующую среду, — ответила та.

— Прекрасно. Я помечу это у себя в ежедневнике.

— Оливер…

— А теперь бегите, Дэниелз уже ждет вас.

Барти вышла и принялась натягивать жакет и школьный берет, через неплотно закрытую дверь она услышала, как Уол сказал:

— Я понятия не имею, что ты задумала, Селия, и не желаю ничего знать. Но Барти концерт не пропустит.

Наступило долгое молчание, потом дверь распахнулась и появилась Селия. Хлопнув дверью, она стала подниматься по лестнице.

— Так тебе и надо! Папа на нашей стороне, — едва слышно сказала Адель.

Но Селия услышала ее. Она обернулась, стремглав сбежала вниз и, размахнувшись, сильно ударила Адель по лицу.

— Пора научиться хоть что-то уважать! — завизжала Селия. После чего поднялась в спальню и закрыла за собой дверь — на этот раз тихо. Больше в доме не слышно было ни звука.

Барти сидела в автомобиле, сдерживая слезы и обнимая навзрыд плачущую Адель.

Все было ужасно. Просто ужасно. Барти не знала, что теперь всех их ожидает.

— Я больше так не могу, — разрыдалась Селия. В обеденный перерыв она взяла такси прямо до дома Себастьяна. Сплетни ее больше не волновали. Все и так знают, кроме Оливера, а он знать не хочет — ну и пусть.

Себастьян достал носовой платок и промокнул ей щеки.

— Давай рассказывай, в чем дело.

— Я безобразно веду себя со всеми. Мучаю всю семью. Я стала такой… дрянью. Да, я дрянь!

— Ерунда. Иначе я бы не полюбил тебя.

— Не шути. Это не смешно.

— Прости. А что ты сделала?

— Сначала я заявила Барти, что она не будет выступать на концерте.

— Ну и что тут

плохого?

— Это ужасно! Она столько готовилась, а я забыла. И сказала ей, что это не имеет значения. Себастьян, раньше я никогда бы такого не сделала. Никогда. Потому что это очень даже имеет значение.

— А почему она не может выступать?

— Я уже договорилась с мамой — все дети едут к ней. Как ты и хотел.

— Да, да. Храбрый поступок.

— Куда уж храбрее! В общем, мама согласилась, в том-то и дело, и все уже было спланировано, а это значит, что я… ну, в общем… А потом Оливер сказал, что Барти непременно должна играть, что она может остаться, и это так меня разозлило — как он смеет вмешиваться?

— И что? — вежливо, но безучастно продолжал расспрашивать Себастьян.

— И тогда я вышла из себя, а Адель мне надерзила, и я ее ударила.

— Насколько я понимаю, хорошая порка им обеим пошла бы на пользу.

— Это не порка. Я ударила ее по лицу. На виду у всей прислуги, и Барти, и… Ох, что я натворила? Мне придется просить прощения.

— Что ж, и попросишь. Ты просто выдумываешь себе страдания. По-моему, ничего страшного не произошло.

— Себастьян, это серьезно. — Селия вынула сигарету из серебряной коробки, стоявшей на столе, закурила, затянулась и закашлялась.

— Тебе нужно это бросать, — строго сказал Себастьян.

— Брошу. Когда мне станет лучше.

— Когда ты будешь жить со мной, ты точно это сделаешь. А теперь послушай меня. Мне действительно очень жаль. Всех вас. Но все страдания оттого, что ты очень напряжена, Селия. Когда все закончится и снова встанет на свои места…

— Встанет ли?

— Непременно. Потому что мы с тобой поступаем правильно, и ты это знаешь.

— Не знаю, — запротестовала Селия, — я ничего такого не знаю.

— Ну так я знаю. А если ты действительно утратила веру, тогда я буду верить за нас обоих. Иди-ка сюда, дай я тебя обниму покрепче. И все будет хорошо. Когда, кстати, этот концерт?

— В следующую среду. Оливер собирается пойти на него. Он страшно сердился на меня, когда приехал в офис. Страшно. Я сказала, что тоже хочу пойти, а он заявил, что обойдется без меня.

— В таком случае, — улыбнулся Себастьян, — это самый подходящий день, чтобы уйти от него.

— О нет, Себастьян. Нет, я, наверное, не отважусь на такое.

— На мой взгляд, есть все основания требовать судебного запрета на издание книги, — подытожил Говард Шо. — Совпадения вполне можно представить как весьма значительные и абсолютно явные. Поэтому все, что касается любовных отношений героев, мы вправе трактовать как клевету. — (Джаспер Лотиан кивнул.) — Конечно, вам нужно быть готовым к широкой огласке. Если книгу все же решат издавать — а так может случиться, — нам нужно будет очень убедительно отстаивать свою позицию. Вы согласны?