Не хочу быть полководцем

Елманов Валерий Иванович

Воротынскому я, понятное дело, о золоте ничего не сказал, иначе моя поездка в Псков обязательно сорвалась бы. Да в конце концов, я у него не на службе. Мы, гм-гм, фряжские князья – народ вольный. Потому помочь благородному человеку – всегда пожалуйста, а служить – увольте. Да он и не предлагал, сам понимая нелепость ситуации, – пригласить синьора с княжеским титулом в ратные холопы или, как они еще тут деликатно именовались, в слуги вольные, это, я вам доложу, само по себе такое оскорбление, которое смывается только кровью.

Кстати, именно перед поездкой в Псков Тимоха окончательно поверил моему обещанию к лету с честью отпустить его на все четыре стороны. Да и как тут не поверить, когда хозяин-барин тут же, едва получив от вороватого купчины мешок с деньгой и выйдя с ним на улицу, вручает пять золотых монет. Я специально выбрал разные, посимпатичнее и чтоб на обороте каждой непременно роза.

Красиво, что и говорить.

Простодушный Тимоха так мне и сказал. А потом протянул их обратно. Думал, я ему дал их полюбоваться. На время. Битых полчаса втолковывал обалдую, что это – оплата, и деньги эти – его, а он все равно отказывался. Мол, и так верит, но пусть они пока побудут у меня, а то до Дона не дотянут.

И снова я втолковывал, что перед отъездом дам ему еще столько же, а эти – в счет платы за службу. Не даром же он будет торчать при мне почти до августа. Да и мало ли что со мной может случиться, так чтоб деньга имелась. Взял.

– Отслужу, княже. Как бог свят, отслужу, – буркнул неловко и тут же отвернулся, пряча глаза.

Я не мешал, сделав вид, что ничего не замечаю. Мало ли, глаза у человека заслезились, вот он их и вытирает – мороз на улице, так что обычное дело. Чего уж там – щепетилен народ на Руси до денег. Я, между прочим, тоже очень долго обдумывал, под каким соусом поднести Воротынскому свою просьбу. Подарки-то надо вручать от его имени, поэтому хочешь не хочешь, а в известность Михайлу Ивановича поставить надо.

«Согласится или нет?» – терзался я в догадках.

Как ни крути, а я тем самым его унижаю. Пускай и косвенно, намеком, но даю понять, что, мол, нищий ты, князь-батюшка, так я подарки и сам куплю да от твоего имени вручу. А вдруг гордыня обуяет? Да настолько, что он не просто откажет, но еще и разругается со мной. Вчистую. Характер-то горячий, а гонору столько – любой шляхтич обзавидуется.

Решил поначалу попросить его оказать мне другую услугу. Мол, поскольку я плохо разбираюсь в оружии, так ты, Михайла Иванович, подсоби выбрать на Пожаре что получше. Все ж таки путь неблизкий, больше шести сотен верст. Глухих мест по дороге – тьма-тьмущая. Если сабля окажется плохой или кольчуга некрепкой – пиши пропало. Ну а когда придем в торговые ряды, то я его уболтаю помимо оружия и на подарки родне.

Однако получилось не совсем так, как я предполагал. Воротынский поступил иначе. То есть он был настолько рад хоть чем-то расплатиться за всю работу, которую я для него делаю – предоставленный кров и хлеб-соль он не считал, – что потащил меня не на Пожар, а к себе в кладовую. Оказывается, у него этого добра – взвод можно вооружить, да и то если экипировать его полностью. А если частично, то есть забыть о наколенниках, наручах и прочих мелочах – и вовсе хватит на два.

Подбирал амуницию исключительно он сам – десятник Пантелеймон, который должен был возглавить небольшой отряд по моему сопровождению, только держал факел в руке и время от времени крякал. Правда, я заметил, что Воротынский к этому кряканью относился с должным пиететом. Во всяком случае, ни разу князь не остановил своего выбора на том или ином, если предварительно не слышал одобрительного кряхтенья старого десятника.

Едва мы зашли в кладовую, как я сразу понял, в чем заключается главное, и единственное, хобби Михайлы Ивановича. Да вот же оно – кругом развешано и разложено. Все в строгом порядке, как в каком-нибудь ружпарке. Шлемы – отдельно, причем вплоть до конфигурации: старые шеломы – слева, в центре – шишаки с высоким навершием, справа – ерихонки, а дальше, в самом уголке, мисюрки. Начищены – хоть сейчас на строевой смотр. Может, и есть где пятнышки ржавчинки, но только если старательно поискать.

Мне Воротынский подобрал самый лучший из всех. Не буду вдаваться в технические подробности и с надменным видом знатока расписывать, что тулея и венец выкованы из цельного куска, навершие в виде глухой трубки привинчено отдельно, незаметно переходя в тулею с неглубокими витыми долами, а сам венец…

Думается, и вам такое обилие моих познаний ни к чему и мне утомительно делать сноски, дабы расшифровать, что есть что. Потому буду краток – красивый шлем. Особенно серебряный ободок по нижнему краю. Тут тебе и орнамент из трав, а на висках два парящих сокола. Или орла. А может, беркута. По краю наушей тоже ободок из серебра, но уже без рисунка. Словом, красивый. Наносник, правда, глухой, то есть не откидывается, зато перед боем не забуду опустить.

Кольчуга, точнее юшман, мне тоже пришлась по душе. Тут придется немного пояснить. Кольчугу делают из колец. Их очень много – больше десятка тысяч. Я как-то пробовал считать, но на одиннадцатой сбился, успев охватить лишь две трети. Латы рыцаря вы тоже себе представляете. А теперь мысленно отдерите у этих лат несколько продолговатых пластин и прикрепите их к кольчужным кольцам. Теперь понятно, что такое юшман? И, чтобы больше не возвращаться к этой теме, добавлю, что если вы отдерете с лат рыцаря не продолговатые, а квадратные пластины, то юшман превратится в бахтерец.

На практике оба они хороши в первую очередь тем, что гораздо легче по весу, нежели кольчуга. Если последняя, свисающая до колен, тянет от двенадцати килограммов до пуда, то эти чуть ли не вполовину меньше. Экономия получается из-за длины – юшман и бахтерец выглядят как жилетки.

Зато удобно сидеть на коне – не ерзаешь седалищем по кольцам, да и надевать тоже, потому что они распашные и застежки у них спереди, а кольчугу надевают через голову. После того как мои волосы во время примерки второй по счету кольчуги вновь запутались в кольцах, а Михайла Иванович помогал их высвобождать, действуя со всей бесцеремонностью старого вояки, то есть грубо и больно, я наотрез отказался примерять третью. Только распашной доспех – выходить из его арсенала лысым мне не улыбалось.

Остальное расписывать не буду – и без того я вас притомил, лишь скажу пару слов о сабле, что мне досталась. Рукоять и ножны из простой черной кожи и интереса не представляли, но зато клинок… Выглядел он неброско, но на самом деле выкован из булата, а это для знатока говорит о многом, если не обо всем. Ни узоров, ни орнамента на нем не имелось, но на пяте – это местечко возле рукояти – ближе к обуху надпись славянскими буквами: «Буде крепкой защита во брани», а на другой стороне что-то по-арабски и клеймо загадочного шестиногого зверя. Словом, даже сдержанный Пантелеймон, глядя на эту синеватую сталь, был не в силах до конца подавить свое восхищение и крякнул не один раз, а два.