Не хочу быть полководцем
Шрифт:
– Возил, – мрачно подтвердил я. – Только не вышло у него ничего, кроме…
И замолчал, осекшись. Не время было выкладывать на стол свой тайный козырь. Неизвестно, как вообще поведет себя Воротынский, услышав такое. Вроде бы и негоже закладывать царю своего родича, но и смолчать нельзя. И что делать? Получается задачка из числа тех, про которые говорят, что решения она не имеет. На самом-то деле они есть, только от них с души воротит. С любого, какое ни принимай. А вот приемлемого и впрямь не имеется…
– А что окромя? – тут же насторожился Воротынский. – Сведал, что княжну…
А договаривать не стал. Не страшно вымолвить «на блуд государь
Тем более вроде бы было уже в их роду такое. Еще в юности государевой, как рассказал мне один старик из дворни, поял Иоанн дочку князя Владимира – старшего брата Михайлы Ивановича, а она, не стерпев такого надругательства, утопилась в реке. Сразу же. Прямо наутро после изнасилования. В селе Калиновке старик этот тогда проживал, где-то близ Коломны. В Калиновке все оно и случилось.
Я поначалу не поверил, думал, несет дед с пьяных глаз что ни попадя. Только теперь, глядя в сузившиеся от злости зрачки Воротынского, до конца понял – так оно и было на самом деле. Получалось, это уже будет второй по счету случай. Одно оправдание для Воротынского – фамилия у нее не та. Даже за Анастасию, случись что, хоть она и родная племянница Михайлы Ивановича, первым мстить должен муж. Его это право, его обязанность, коли он взял ее в свой род. А уж за дочку свою тем более Андрей Тимофеевич взыскивать должен.
Только вот и Воротынскому она, как ни крути, не чужая.
– Нет-нет, – заторопился я с ответом. – Просто, коль не выбрал государь княжну Долгорукую, то это, наверное, зазорно для отца.
– Пустое, – с видимым облегчением почти весело отмахнулся Воротынский. – Их вон сколь на смотрины съехалось, так что – всем зазорно? Зато каждый отец про свою станет сказывать, будто его дщерь в последней дюжине [61] оказалась и совсем уж было государь на нее глаз положил, да тут она чихнула не вовремя, потому токмо он ее соседку и избрал. Ежели их всех послухать, так в последней дюжине несколько сотен стояло и все расчихались не ко времени. – И с широкой добродушной улыбкой осведомился: – Сватов решил заслать?
61
Подразумевается, что отбор невест был многоступенчатый. Вначале из двух тысяч отбирались 24 лучших, затем их число было сокращено до 12, то есть до последней дюжины, а уж потом из их числа делался окончательный выбор.
Я кивнул.
– Потому и хотел чин заполучить, – закинул я удочку. – Чтобы отец ее не просто за фряжского князя выдавал, а и…
Договаривать не стал. Раз кидает с соавторством, пусть думает сам, какую должность он в состоянии для меня выпросить.
– На этой мельнице помол не скоро выйдет… – задумчиво протянул Воротынский. – Но с божьей помощью замолвлю я за тебя словечко. Случай подвернется, и непременно замолвлю. Но тебе же не токмо чин надобен – добрые сваты потребны?
– Еще как, – вздохнул я.
– Оно и впрямь к Андрею Тимофеевичу абы каких нельзя – в отказ пойти может. Но и я тебе не гожусь, – огорошил меня князь новостью. – Чай, в родстве с невестой. Не принято так на Руси. Но
62
Свадьбы на Руси играли после августовского Успенского поста, а на селе после Покрова (1 октября) и до Рождественского поста, а затем от Рождества Христова и до Масленицы, когда ловким свахам удавалось сбыть «лежалый товар» – некрасивых, бедных и невест-перестарок.
Я вздохнул с облегчением. Кажется, на этот раз у меня все выгорит, и осечки случиться не должно. Кого бы ни подобрал Воротынский – можно не сомневаться, что будущие сваты окажутся людьми именитыми и, скорее всего, с княжескими титулами. Таким Долгорукий не откажет при всем своем чванстве и высокомерии. Побоится нажить врагов.
И когда я встретил Михайлу Ивановича, вернувшегося от государя с известием, что все в порядке, радости моей не было конца. На пиру, который закатил Воротынский по такому случаю, не поскупившись и выставив угощение для всей дворни, мой рот не закрывался ни на минуту. Я шутил, балагурил, сыпал анекдотами, которые переделывал на ходу, рассказывал забавные байки – словом, душа-парень.
– Вот кого государю в дружки для своей невесты выбрать, – отсмеявшись над моей очередной шуткой, заявил Воротынский. – Жаль, что ты фрязин. Поди, у Бориски Годунова столь много всякой всячины в главе не сыщется.
– Сыщется, – заявил я уверенно.
Мне ли не знать, сколько всякой всячины копошится в голове у этого красавчика. Не только на одну свадьбу – на всю жизнь с избытком и еще на царский венец останется.
Почему-то вспомнилась его сдержанная радость, выраженная в скромной улыбке, когда я сообщил Борису, что было мне видение, как он сидит на царской свадьбе дружкой у будущей царицы. Он и тогда сумел удержать себя в руках, не дав эмоциям выплеснуться наружу. Только по засветившимся от счастья темно-карим глазам и можно было определить, как ликует душа парня. И я уверенно повторил:
– У Бориса Федоровича много чего сыщется. А что, государь решил все-таки жениться на Марфе Собакиной? – поинтересовался я как бы между делом. – Больная ведь.
Признаться, были у меня опасения, что Иоанн Васильевич в последний момент откажется. Знаете, летописи летописями, а вдруг монахи чего-то напутали и на самом деле все происходило иначе.
– Решился, – кивнул Воротынский. – Уповая на милость господню не к невесте, но к жене божьего помазанника. Сказывают, он и Малюте Скуратову место в дружках у Марфы отвел, так что тесть вместях с зятем сидеть будет.
Уф-ф. Даже от сердца отлегло. Раз женится, значит, не такая уж она безнадежно больная. Даты ее смерти я не помнил даже приблизительно – не такой уж значительной персоной она была, а мне за три дня предстояло о-го-го сколько вызубрить, так что ее я благополучно упустил. Потому в голове отложилось лишь то, что она скончается вскоре после свадьбы. Но «вскоре» – понятие растяжимое, от нескольких дней до нескольких месяцев. И теперь оставалось надеяться, что она дождется окончания моего сватовства. И я развеселился пуще прежнего.