Не имея звезды
Шрифт:
— И даже в этом вашем изречении заключен парадокс: выбор рождает парадокс, который помогает нам помнить о выборе.
Дамблдор лишь улыбнулся, закидывая в рот сразу две дольки. Целых полгода он практически не видел и не общался с этим ребенком, а казалось, будто лишь вчера они имели столь же занимательный диалог в кафе «Фортескью». Но кое-что не давало покоя директору. Поэтому уже спустя мгновение взгляд его потяжелел, а на устах померкла улыбка.
— Кстати, мальчик мой, как продвигается ваше исследование? Мне уже готовить чаевые для официантки в кафе?
— Чаевые? — переспросил мальчик, а потом его осенило.
— Да, мой мальчик? — чуть обеспокоенным тоном подтолкнул к ответу Дамблдор.
— В общем — никак.
— Никак? — Альбус чуть дольками не подавился.
— Да, — грустно выдохнул парнишка. — Тут столько всего происходит и так много всего интересного... Ну, как-то на таком фоне вся эта трехомуть с Темным Лордом кажется мне скучной и не стоящей времени. Помер — и ладно.
Какое-то время Дамблдор внимательно разглядывал мальчика, а потом уж совсем счастливо улыбнулся.
— И вновь вы удивляете меня, Герберт! Я все больше убеждаюсь в том, что встретил в приюте среди многой печали волшебника с добрым сердцем и открытой душой.
— Боюсь, — печально покачал головой парнишка, — я не такой добрый, как вы обо мне думаете. Во всяком случае, за прошедший месяц я сделал много вещей, которые уж точно не вяжутся с этим понятием.
— И эти слова лишь подтверждают мое утверждение! — чуть ли не в ладоши захлопал директор, а потом как-то лукаво блеснул своими старыми, но немного детскими глазами. — Герберт, уже полночь, а я видел, как первому этажу ходит слегка огорченный мистер Филч.
Мальчика как кипятком ошпарило. Он быстро кивнул и схватил свои вещи вместе с мышиной клеткой.
— Спокойной ночи, профессор! — с этими словами парнишка ленивым котом выскользнул в коридор.
В классе еще некоторое время сидел древний волшебник, грызя дольки, а потом вдруг взял и испарился, будто и не было его.
6 января 1992 г., Хогвартс
Герберт Ланс, с футляром на спине, сумкой на плече и клеткой с мышкой в руках, сидел на шестом этаже прямо на полу и тяжко вздыхал. Завтра приедут студенты, а он так и не нашел себе новое пристанище. Классом номер «22» больше нельзя было пользоваться, так как убежище потеряло свой статус убежища. Пару дней мальчик перебивался в кабинете Флитвика, но ведь это был кабинет Флитвика, и парнишка не мог вечно там околачиваться и уж точно заявляться туда после отбоя. Так что нужно было отыскать новую берлогу. В прошлый раз выбор именно на двадцать второй пал из-за того, что туда никогда не ходили по ночами старшие. Сперва Ланс не понимал почему, но потом мастер чар объяснил это мантиями. И сейчас перед парнишкой стояла непосильная задача: отыскать еще одно место, в котором его бы не застали врасплох желающие уединиться или повеселиться старшие ребята. В этих целях, временно бомжующий студент буквально весь Хогвартс перерыл от подземелий и до Астрономической башни, но так и не нашел класса, о котором бы не слышал какой-нибудь острой или юморной истории. За века учебы ученики, кажется, отыскали все потайные местечки, которые только здесь были. Так что Геб, погрузился в острый приступ меланхолии, разговаривая с мышкой, сетуя на свою ужасную и несправедливую жизнь человека, лишенного пристанища.
— Мистер Ланс, — прошуршал далекий голос, доносящийся, словно
Парень, ощутив прилив отвращения и брезгливости, поднял голову и встретился взглядом с Кровавым Бароном, приведением Слизерина. Вообще Барон, древний рыцарь, так и не снявший меча, до сих пор висевшего у него на поясе, был не только покровителям зеленых, но и главой всех привидений Хогвартса. И до сих пор парнишка лишь слышал о нем, но ни разу не видел.
— Я вас внимательно слушаю, — проскрипел Герберт, сдерживая позыв немедленно убраться подальше от привидения.
Барон, будучи живым, был высоким мужчиной с широкими плечами, массивным лбом, широкими скулами и воинственным лицом. Собственно, таким он остался и после смерти, а его взгляд за сотни лет не стал ни на грамм легче, все так же способный буквально прибивать к полу.
— До меня дошли слухи, мистер Ланс, что вы ищите себе новую обитель. Я взял на себя вопрос чести помочь вам в этом предприятии.
— Помочь? — как-то злобно хмыкнул Герберт. — Даже учитывая то, что я поганая грязнокровка?
— Даже учитывая, — сквозь зубы прошипел Барон, сжимая в правой руке рукоять клинка. Будь он живым, его костяшки побелели бы, а на лице заиграли желваки. — Даже учитывая то, мистер Ланс, что вы намного более мерзопакостны, чем обычная грязнокровка. Но это не отменяет того факта, что Слизерин нанес вам урон, когда как вы сделали многое во славу своего факультета. Я считаю своим долгом смыть это пятно позора. Свою новую обитель вы найдете на седьмом этаже напротив портрета Варнавы Вздрюченного. Пройдите три раза мимо стены напротив портрета, мысленно представляя и описывая необходимое вам помещение. Я сказал все.
И тут же Барон упорхнул в стену, оставив за собой лишь отзвук омерзения и приступа тошноты.
— Мерзопакостен, — хмыкнул Ланс.
Конечно, грязнокровка с гербом Слизерина куда как хуже обычной грязнокровки. Впрочем, мальчик, хоть и не поверил призраку, так как помнил, что напротив изображения безумца, пытавшегося научить троллей танцевать, была лишь стена, все же поднял задницу и решил пройтись. В конце концов, он ничего не теряет, а надежда умирает последней. Вдруг действительно там какой-нибудь особый тайник?
Отряхнув драные штаны, мальчик отправился к лестницам. Сегодня они, на удивление, выказывали почтение и стояли смирно, боясь пошелохнуться. Парнишка легко добрался до седьмого этажа, на котором находилось два крупных помещения (в одном раньше преподавали танцы, а в другом — фехтование), несколько кабинетов и, собственно, все. Дойдя до нужной картины, привычно вызвавшей лишь улыбку, мальчик развернулся и смотрелся. На вид — стена стеной, даже на ощупь — стена. Ни намека на дверь или что-то в этом роде, а впрочем...
«Мне нужен зал, в котором я найду все для занятий. Мне нужен зал, в котором я найду все для занятий. Мне нужен зал, в котором я найду все для занятий».
Мальчик сделал три круга туда-сюда, потом остановился и с отвисшей челюстью наблюдал за тем, как в стене прорисовывалась дверь. Настоящая, дубовая, тяжелая, обитая железными полосками дверь. Наконец она будто стала трехмерной, а с громким щелчком вперед выпрыгнула чугунная ручка. Парнишка с замершим сердцем дернул её на себя и зажмурился из-за яркого света, ударившего в глаза. Когда он снова смог видеть, то не удержался от возгласа, полного восхищения: