Не могу больше
Шрифт:
— Я — тебе. И если не прекратишь идиотничать, придется тебя связать.
— Сам идиот, — лепетал Джон, едва ворочая заласканным языком. — Решил отомстить? Хочешь, чтобы я тоже умер? Хочешь, да?
— Да.
Сильные руки надавили на плечи, и он безвольным кулем свалился на стул.
Шерлок встал на колени.
— Приподнимись, пожалуйста. — Ласково поглаживая его вздрагивающие бока, он чуть приспустил белье и прижался губами к тонкой золотистой дорожке. — Хочу раздеть тебя до конца. Ты промок…
— Черт… Мать твою… Черт… —
Шерлок ничего не смыслил в минете — это факт. И явно делал его впервые. Но каждое прикосновение его языка и губ доводило Джона до края. Он стонал в полный голос, высоко взметаясь на стуле и только чудом избегая падения. Вонзал непрерывно текущую головку едва ли не в самое горло, и Шерлок приостанавливал ласку, чтобы отдышаться и справиться с мучительным спазмом, сердито смахивал слёзы и бормотал: — Извини. Плохо у меня получается…
Голос глухой, виноватый.
Хотелось подхватить его, глупого и до боли любимого, притянуть к себе и целовать, целовать, пожирая неумелые губы. Но Шерлок вновь обхватывал его с упрямой, отчаянной жадностью, всасывал глубоко, и голова шла кругом, и внизу живота взрывались тысячи сладострастно трепещущих звезд.
— Не могу, не могу, не могу, — причитал Джон, сжимая ладонями склоненную к паху голову, впиваясь подушечками в горячую, влажную кожу, безжалостно путая мягкие завитки, и умолял: — Шерлок, бога ради, пожалуйста… — И снова резко взмывал навстречу — возьми меня, любовь моя, всего возьми.
Промежность затопило сокрушительно-жгучей волной, семя мощно рванулось, и Джон наконец закричал, освобождая легкие от бездны скопившихся криков.
*
— Тебе всё ещё нужен ответ?
Джон непонимающе и мутно взглянул. Тело блаженно стонало, каждое нервное окончание было наполнено наслаждением, негой, восторгом. Он невольно погладил мокрый, всё ещё эрегированный член, и поток похотливой дрожи пронесся от макушки до пят.
— О чем ты? — Язык заплетался, губы бессмысленно улыбались. — О, Шерлок… Какие ещё ответы? Меня трясет, и, будь проклято всё на свете, я не отказался бы кончить ещё разок. Сумасшествие… Не хочешь обнять меня и оторвать, наконец, от стула?
Но Шерлок не шелохнулся. Он продолжал сидеть на полу и всматриваться в умиротворенные, расслабленные черты, по всем признакам не собираясь ни обнимать, ни ласкать вздрагивающее от предвкушения тело.
— Шерлок, какого черта? Долго ты собираешься валяться у меня в ногах?
— Предпочтительно всю жизнь. — Он обхватил колени Джона, сомкнул их нетерпеливым рывком и спрятал лицо в уютной ложбинке. — Всю свою жизнь.
Счастье нахлынуло и затопило — огромное, бурное, невероятное. Джон наклонился и в порыве бесконечной нежности поцеловал волнистый затылок.
— Сижу перед тобой без штанов и при этом чувствую себя гребаным повелителем. Это здорово — повелевать таким неуправляемым сумасбродом как ты, — шепнул он,
— Ты спросил, люблю ли я.
Шерлок поднял голову и заглянул в глаза — в самую глубину. Кожа мгновенно отозвалась сонмом мурашек.
— Я хочу признаться тебе в любви, Джон. Когда ты вошел следом за Майком, и я увидел тебя… Невзрачно одетый парень с психосоматической хромотой и больными глазами. Я был сражен и растерян. Думаю, именно тогда я и полюбил. Впервые и навсегда.
— Почему-то я этого не заметил.
— Ничего удивительного, — насмешливо хмыкнул Шерлок, но серьезность вернулась сразу же, стоило только Джону едва заметно отодвинуться к спинке стула. — Я и сам не так давно во всём разобрался. Сложно такое принять, особенно человеку, настолько далекому от чувственной стороны жизни.
— У тебя в самом деле никогда не было отношений? — осторожно спросил Джон, коснувшись пальцами впалой щеки.
В душе разыгралась настоящая буря: это признание всё в ней перевернуло. Прямо сейчас сжать его со всей силы, до хрусткой боли — застонет, прикусит губы, сомкнет ресницы — и поверить наконец в вероятность невероятного: Шерлок рядом, и говорит о любви. О своей любви к нему, Джону.
Зачем он полез с расспросами о каких-то треклятых отношениях? К чему это знать? К черту всё, что было когда-то. Но, боже, боже, умоляю тебя — пусть ничего и никогда не было, только я… Я один.
— Отношениями ты деликатно называешь секс? — тихо спросил Шерлок, снова уткнувшись в колени.
— Ну почему? — Боже, боже, умоляю тебя… — Какая уж тут деликатность? Десять минут назад я не очень-то деликатно готов был умолять тебя отсосать ещё раз. Я хотел сказать именно то, что сказал — отношения.
— Не было.
Радостное облегчение распирало грудь — боже, боже…
— …Но секса — вполне достаточно. Для меня.
Почувствовав, как застыл, как окаменел Джон, как усилилась в его теле дрожь, Шерлок поднял голову и ласково провел по бедрам ладонями — не надо, не стоит так волноваться.
— Неужели ты поверил в эту чушь о моей девственности?
Джон промолчал.
Шерлок пожал плечами, продолжая успокаивающие поглаживания. — Смешно… Но это никогда не приносило мне радости, Джон, а потом и вовсе осточертело. Все чего-то ждали. Требовали. Имели виды. Строили планы. Я страшно бесился и в итоге всегда уходил.
— Бросал?
— Называй это как хочешь. — Он конечно услышал в голосе холодный и довольно ядовитый сарказм, но не обиделся, лишь устало вздохнул. — Да, бросал. Получается так. Потом я увлекся сыском и понял, что наконец-то нашел себя. Нашел то, что доставляет истинное удовольствие и никогда не наскучит. Разум наслаждался, а тело успокоилось и перестало хотеть. Секс исчез из моей жизни очень легко, поверь. Потом появился ты.
— Мне надо одеться. — Джон вдруг остро почувствовал свою наготу. Сидит тут со своим наполовину вставшим членом — жалкий, несчастный.