Не могу больше
Шрифт:
Глупо. Смешно.
Дико. Постыдно.
Он прижимал ладони к лицу, прикрываясь этим иллюзорным щитом от собственного безрассудства.
Что с ним творится, господи?
Что за ураган пронесся по безупречно вышколенному сознанию, разметав в прах годами отточенные приоритеты?
Ошеломленный страстными поцелуями и откровенными ласками, ни о чем другом Шерлок думать не мог. Он понимал, что необходимо переключиться на предстоящую встречу с братом; что у них с Джоном отчаянно мало шансов, и надо срочно придумать выход, предпринять, найти
Но язык, губы, руки Джона затмевали любую мысль, и Шерлок тихо постанывал, охваченный небывалой истомой — Джон, Джон, Джон. Тело настойчиво требовало любви. Низменно, примитивно, животно. Он презирал себя за слабость, ненавидел за нежданную и неуместную похотливость, за неспособность к рационализму и трезвости в самый нужный момент, но продолжал погружаться в эротический транс, как подросток, впервые узнавший вкус и запах желанного тела.
Дорвался. Распробовал.
Голова наотрез отказалась работать именно тогда, когда это было нужнее всего. Взбудораженная ласками кожа горела, а сильные небольшие ладони снова и снова гладили упругий живот. Плоть отвоевывала границы у разума, жар — у бесстрастного холода.
От стыда пламенели щёки, на глаза наворачивались злые слёзы, и, вжимаясь пахом в скомканное одеяло, Шерлок твердо решил: если Джон не вернется ни завтра, ни послезавтра, он уедет из Лондона навсегда.
Город, где не суждено осуществиться единственной мечте Шерлока Холмса, имеет все шансы стать ему ненавистным.
Дорогой Джон…*
*Little_Red_Hen, солнце (если забежала на огонёк), я не удержалась…))
Комментарий к Глава 29 Что ещё ты мне хочешь сказать?
http://cs616925.vk.me/v616925876/7d81/e88zWVdxG-w.jpg
========== Глава 30 Принимая решение, слушай сердце ==========
Позавтракать не получилось. Стоило Джону взглянуть на сервированный стол, как тошнота подкатила к горлу, осев в желудке бурлящей тяжестью. Мутило даже от запаха кофе.
Черт знает что.
С трудом протолкнув по пищеводу пару горьких глотков, он вытер губы салфеткой. — Почему ты не на работе? — И понял, насколько неудачен вопрос: на сидящую напротив, опухшую и помятую Мэри было жалко смотреть.
— Позвонила, сказала, что нездорова. Ты считаешь, с таким лицом я могу появиться в офисе? Счастливейшая из женщин…
Джон промолчал.
— Приму ванну, сделаю маску, отлежусь. Почему ты не ешь? Не голоден?
Голоден. Но румяная куриная грудка, окруженная россыпью горошка и ломтиками картофеля, вызывала приливы отвратительной мути.
— Прости, не хочу. Довольно рано для такого сытного блюда.
— Уже далеко за полдень, Джон.
Серьезно? Черт возьми. Ну что ж, прекрасный повод закончить тягостный фарс под названием семейный завтрак.
Он ещё раз прикоснулся губами к кружке, делая вид, что пьет, ненавидя себя за постыдные попытки самообмана, и поднялся из-за стола. — Мне пора. Сегодня дежурство. Заскочу перед работой на Бейкер-стрит.
От
Да, Мэри, я еду к Шерлоку, и это не обсуждается.
Мне трудно, больно и очень обидно, но я постараюсь привыкнуть, Джон.
Жизнь потекла по новому руслу, неизведанному, полному крутых и опасных изгибов, и даже в тихой заводи легко можно было пойти ко дну.
Откровенная правда в синем взгляде: очень хочу к нему.
И откровенная ложь в изумрудном: что ж, это не самое страшное в моей жизни.
Стоило ли продолжать? Возвращаться? Удерживать? Унижаться и плакать? Ради чего? Ведь такую жизнь никто из них для себя не хотел.
Накатившее сожаление было мучительным, причиняющим острую боль. Сколько сил им потребуется, чтобы не заблудиться в хлипких, готовых в любую минуту обрушиться стенах пртворства? И будут ли эти силы?
Мэри первой отвела взгляд. Упрямо поджала губы. Сощурилась. Нет, она пока не готова сдаться. Даже если победы ей не видать.
Всё равно. Мне всё равно. Я попытаюсь. Буду карабкаться. Тащить нас обоих. А боль… Иногда боль — всего лишь подтверждение того, что ты ещё дышишь. Кто, какой наивный глупец сказал, что любовь — наслаждение? Это пытка, и я её выдержу.
— Да-да, конечно. Иди. И передавай привет. Ему. — Ярость вспыхнула в груди неожиданно, и так мощно, что перехватило дыхание. Захотелось грязно выругаться, оскорбить, уничтожить. Налететь со стоном и воем и вцепиться в отросшие посеребренные пряди — за что ты со мною так?! Но Мэри справилась с приступом, и голос её прозвучал тихо, безжизненно-слабо: — Джон, я в самом деле не против ваших с Шерлоком отношений. Помни об этом…
…когда снова захочешь на него взгромоздиться.
Его глухое бешенство доставляло странное извращенное удовольствие. И побелевший взгляд. И дрожащие пальцы, гневно рванувшие пуговицу видавшего виды жакета. И натянутая кожа на скулах — желваки так и ходят, так и перекатываются. Когда-то она с похожим любопытством наблюдала терзания внешне бесстрастного Роберта.
— Не сходи с ума.
Мэри равнодушно пожала плечами — уже сошла. Но когда дверь за Джоном неслышно закрылась, снова заплакала.
*
Только на улице он смог раздышаться, но лучше не стало. Студеный воздух смешался с горечью, сосредоточившись в легких тоскливым жжением. Ничего хорошего их не ждет.
Но у заветных дверей горечь растворилась в радостном возбуждении. Джон позволил себе небольшую, предвкушающую задержку: ненадолго остановился, будто впервые окидывая взглядом знакомую улицу, с внимательностью египтолога всматриваясь в трещинки-иероглифы и потёртости старой кирпичной кладки, в царапинки на дверном молотке. Фиксируя в памяти каждую бесценную мелочь. Замечая всё, что когда-то не удосуживался замечать.