Не могу больше
Шрифт:
— Твой аппетит меня радует, — довольно усмехнулся Майкрофт. — Редкостное явление, и потому особенно ценное. — И без плавного перехода от одной темы к другой задал вопрос: — Тебя больше не привлекает сыск?
— С чего ты взял? — Шерлок удивленно вскинул глаза.
— Инспектор Лестрейд доложил, что ты отказался от интересного и весьма непростого дела. Это довольно странно.
— Лестрейд доложил? Тебе? Хм… Любопытно… Ничего странного, Майк. То, что кажется непростым и интересным инспектору, не обязательно должно возбудить интерес во мне. К тому же, я дал ему дельный совет. Какие
— Ни в коем случае. Ешь спокойно ради всего святого.
После обеда они расположились в гостиной.
— Как тебе мой фирменный кофе? Хорош, не правда ли?
— До чего же ты падок на комплименты, братец. Конечно же он бесподобен. Итак? Потолкуем? Время, по-моему, самое подходящее.
Старший Холмс взглянул открыто и чуть печально. Он вдруг заметно разволновался, и волнение тут же передалось Шерлоку: колкая волна дрожи тронула затылок и шею, понеслась по позвоночнику, холодно обтекая ровные бугорки костяной цепочки. Шерлок поёжился. Мысль, что от сказанного братом может зависеть их с Джоном судьба показалась бредовой, сумасшедшей, но, промелькнув короткой и яркой вспышкой, оставила четкий след.
— Прежде чем приступить, я хочу, во-первых, сказать, что очень нежно отношусь к тебе, Шерлок. И мечтаю видеть тебя счастливым. Во-вторых, и это самое главное, разработанная нами стратегия оказалась ошибочной. В корне. Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду Джона Ватсона. Мы сглупили, скрыв от него свои планы. Очень сглупили. Я обязан это честно признать во избежание дальнейших недоразумений с твоей стороны. А теперь о настоящем. Мы ни разу не говорили об этом, Шерлок: ты вернулся домой, и… что? Прошло несколько месяцев — срок немалый, чтобы картина приобрела детальную ясность. Полагаю, у брака Джона и Мэри нелегкие времена?
— Да.
— Скажи, вы с Джоном любовники?
Горячо окатило щеки и шею, жгучие струйки неприятно зазмеились по коже. Шерлоку редко приходилось смущаться, а уж тем более — перед кем-либо оправдываться, но на этот раз глаза его малодушно забегали, и чашка в руке опасно накренилась.
— Осторожнее. Не стоит так нервничать.
— Я спокоен, черт побери.
— Вижу.
— С чего ты взял, что мы с Джоном любовники? И почему вдруг наши личные отношения заинтересовали тебя?
— Ответь на вопрос, Шерлок. Я не тот, перед кем ты мог бы юлить и выкручиваться. К тому же, это не имеет смысла — я всегда видел тебя насквозь. Да и Джон. Его скорбь по тебе была… ужасающей, и уже тогда я подумал, что мои давние подозрения относительно его истинных чувств…
— Не слишком ли много ты на себя берёшь? С каких это пор ты стал до такой степени прозорливым?
— Слышать это от тебя более чем удивительно. Тебе ли не знать о моей прозорливости, Шерлок? Именно благодаря ей я крупный политик, а не шеф-повар какого-нибудь престижного ресторана. Несмотря на свой несомненный кулинарный талант. Так как? Вы любовники?
Шерлок кинул на него быстрый и по-прежнему растерянный взгляд. — Господи, Майк, ты не находишь этот вопрос бестактным? Да попросту диким? Даже не знаю, как на него реагировать.
— Никак не реагируй, просто ответь.
— Черт… Да, мы любовники. В каком-то
— Нет. Это самое удручающее, что я слышал за последние несколько лет.
— Но почему?
Майкрофт вздохнул. — А ты не догадываешься? Или снова лукавишь? Джон… Джон Ватсон напичкан условностями и высокой моралью. Он честен, прямодушен, открыт и, прости за банальность, умеет отвечать за тех, кого приручил. Он никогда не оставит жену, и скорее умрет, чем позволит себе пойти наперекор совести и убеждениям. Как бы сильно он тебя ни любил. Будет страдать, смотреть с обожанием, сохнуть, сходить с ума… Но не бросит её.
— Меня он тоже приручил, не забывай.
— О, да. Никак не могу постичь, как у него это получилось. Редкой породы экземпляр наш дорогой доктор.
— Джон не экземпляр.
— Да, конечно. Не придирайся к словам. Ты прекрасно понял меня и кипятишься сейчас лишь потому, что я абсолютно прав.
— Абсолютно? Даже про Бога нельзя такое сказать. Хорошо, допустим, ты прав. — Шерлок резко поднялся и, сердито ероша кудри, зашагал по гостиной. — Прав, черт бы тебя побрал. Я и сам знаю, что не уйдет и не бросит. Но к чему этот странный, утомительный и весьма неприятный для меня разговор? И без того больно. И… будь я проклят, страшно как никогда.
— Успокойся и сядь, — тихо попросил Майкрофт. — Сядь. Не так уж это и страшно, мой дорогой.
Шерлок вновь опустился в кресло, недовольно и сосредоточенно хмурясь. — Как сказать. Майк, надеюсь ты понимаешь, насколько неловко я себя чувствую, обсуждая интимную жизнь? Будто кожу содрали.
— Не со мной, Шерлок. И не в этот раз, — возразил старший, наклонившись вперед и ласково касаясь его колена. — Ну хорошо, — продолжил он уже более деловито, — чтобы сменить щекотливую тему, предлагаю от лирики перейти к конкретике. Что ты знаешь о Мэри Морстен? Какой информацией владеешь на данный момент?
— Практически никакой, — устало ответил Шерлок. — Поначалу я кое-что разузнал, но потом…
— Боже! — Майкрофт страдальчески закатил глаза. — Неужели примитивная ревность уничтожила в тебе аналитика? Как мог ты не узнать о жене Джона Ватсона всё?
— Причем тут ревность? Глупости. Чушь.
— Ревность. Самая настоящая. Ты ревновал, и это пересилило в тебе и прагматизм, и здоровое любопытство. Кстати, совершенно напрасно. И опрометчиво.
— Мэри серийный убийца? Пожиратель симпатичных докторов среднего возраста?
— Ирония неуместна, хотя мне нравится твоя способность всегда сохранять хотя бы малую толику душевного равновесия. Я не много знаю об этой леди. Почти ничего. Возможно тебе, как лицу заинтересованному, откроется гораздо больше информации.
— Брось, Майки, ты совсем не умеешь врать, и, в отличие от меня, знаешь о ней именно всё.
— А вот это значения не имеет. Важно лишь то, что узнаешь ты сам. — Майкрофт допил бренди и посмотрел пронзительно и серьезно. — Шерлок, прошу, отнесись ко всему с предельной ответственностью. И помоги ему. Помоги человеку, который до такой степени дорог тебе. И до такой степени близок. Помоги Джону. А заодно и себе самому. Естественно, если речь в самом деле идет о любви.