Не спешите с харакири
Шрифт:
— Сразу видно, что ты — не легавый, а то бы ты не питал таких иллюзий по поводу ближних. Ну да ладно, расскажи мне о своем утреннем посетителе. Ты говоришь, что это был швейцарец?
— Он сам сказал мне об этом.
— Он не назвал тебе своего имени?
— Назвал, но я не обратил на это внимания. Что-то вроде Хуллера, Халлера… Я подскакиваю на месте.
— Хелдер?!
— В десятку! Точно, меня околпачил Хелдер! — Как он выглядел?
— Желтоватый цвет лица, курносый, густая рыжеватая борода и очки в толстой роговой оправе.
— Рульт, мне нужно срочно позвонить
— Запросто! Я пользуюсь кредитом и правом срочного вызова как представитель прессы.
Мы заказываем разговор со Стариканом, прозябающем в Париже. В ожидании звонка я начинаю быстрое расследование. Объектом допроса становится блондинка-секретарша. У нее вид витражной святой. Настоящая Богоматерь скамьи подсудимых!
— Скажите, прелестная, к вам утром приходил на прием бородач?
— Да.
— Как он представился?
— С большим достоинством, как человек, знающий себе цену. Он сказал, что пришел по объявлению, которое прочитал в вестибюле и что он — профессор швейцарского университета Неф-Шатель. Я сообщила об этом Жиль…, месье Рульту.
Рульт краснеет. Вот скромняга! Готов держать с вами пари, поставив на кон добротный плеоназм против многозарядной крупнокалиберной волыни, что она не усаживается на стул, когда Рульт диктует ей послания.
— Что дальше?
— Месье Рульт принял его.
— Вы проводили посетителя, когда он вышел из кабинета?
— Да.
— Вы не заметили, в какую сторону он пошел, выйдя на улицу?
— Нет.
— Жаль.
— Впрочем…
— Да?
Она колеблется. Я собираюсь задать наводящие вопросы, когда звонит телефон. Это Старикан. Я выкладываю ему нашу удивительную одиссею прошедшего дня. Он издает ряд громких хорошо доходящих до меня восклицаний, делает мне комплимент и умолкает, когда я сообщаю ему об исчезновении чертова конверта.
— Вы не могли бы дать мне приметы Хелдера, патрон?
— Минутку…
Я слышу, как он шуршит бумажками.
— Потом дашь мне его на пару слов, — просит Рульт.
— Алло! Сан-А?
— Да, патрон!
— Это худощавый мужчина, с рыжеватой бородой и в очках с толстой роговой оправой.
— Значит, это он украл конверт. И это не удивляет меня, так как наклеенная на конверте марка имеет колоссальную ценность. Этот злополучный конверт является лакомым кусочком по двум разным причинам.
— Хелдер не мог украсть конверт, — категорично утверждает Лысый.
— Почему?
— Потому что он в Париже. Матьяс, который ведет за ним слежку, только что сообщил мне, что Хелдер сейчас принимает у себя гостей. Если уж Матьяс что-то говорит, так оно и есть.
— Тогда я ничего не понимаю, — говорю я. — Ладно, что-нибудь придумаю. Буду держать вас в курсе событий. Даю вам Рульта.
Рульт хватает трубку.
— Привет, Лыська! — вякает он. — Ты не успел ещё обрасти?
Я представляю себе мину Старикана, получившего подобное приветствие в присутствии своего младшего коллеги.
— Слушай, твой Сан-А — потрясный тип! С ним не соскучишься! Так вот, если, благодаря вам, моя контора накроется, я совью cmegd{xjn на твоей лысине!
Он бросает трубку.
— Я
— А то! Мы с ним были в одном отряде Сопротивления во время войны и не раз вытаскивали друг друга из беды.
Я возвращаюсь к допросу красотки с универсальной клавиатурой, но нестандартными басами.
— Кажется, вы собирались сообщить мне что-то занимательное, крошка?
— Вряд ли. Просто я вспомнила, что, выйдя отсюда, швейцарец спросил что-то у постового на перекрестке — я увидела это в окно.
Вот так новость!
— Слава Богу!
Повернувшись к Рульту, спрашиваю:
— Понял?
Он вздыхает и сдергивает пиджак со спинки стула.
— Еще бы! Ты хочешь, чтобы я сходил в полицейский участок и нашел того легавого.
— Точно! Ты говоришь по-японски, и у тебя не возникало проблем с лягашами, так что это для тебя — пару раз плюнуть.
— Ладно, жди меня здесь, мисс Копирка составит тебе компанию.
Приятная компания, должен вам сказать, ребята. Белокурая куколка представляет собой отменный вариант время провождения ожидающего мужчины. Я ненароком замечаю, что у нее умопомрачительная грудь, на что она отвечает, что это у нее от рождения. Так как я в этом лицемерно сомневаюсь, она дает мне потрогать. Короче говоря, потихонечку-полегонечку я оказываюсь в таком положении, когда требуется доказать, что, если лошадь — лучшее завоевание мужчины, то последний, следовательно, является не менее ценным завоеванием женщины. Вскоре мне удается забыть о дневных занятиях с четырнадцатью чрезвычайно одаренными ученицами, и я приступаю к вечерней лекции по двойному тарифу. Я исполняю ей «Ночь на Балтике» с соло на балалайке, «Болгарский орехокол», затем «Олимпийский портик» и перехожу к кульминационной сцене «Почтальон звонит дважды», когда появляется Рульт. У него радостный вид.
— Я ухватил кота за хвост, папаша! — ликует он.
С прихлопами и притопами, он скандирует, как отпетый скандинав:
— Хоп! Хвала Будде! Хвала Будде! За швейцарцев, лорранцев и Эльзасцев!
— Ну что, мой легионер? — тороплю его я. — Каков результат расследования?
— Я знаю все!
— Что именно?
— Адрес того типа!
— Выкладывай!
— Так вот, я заявился в полицейский участок и навел справки о постовом, дежурившем на нашем перекрестке сегодня утром. Я встретился с ним и взял у него интервью. Наш тип, действительно, подрулил к нему утром. Но так как он говорил по-французски, его не поняли и посоветовали обратиться к продавщице в соседнем магазинчике по продаже радиоаппаратуры.
Наш Хелдер пошел туда. Он поговорил с девушкой, очаровательной японочкой. Он спросил у нее, где можно купить резиновые перчатки… Смекаешь?
— Черт возьми, это чтобы не оставить отпечатков пальцев!
— Ты прав, Гюстав!
— Девушка посоветовала ему базарчик на соседней улице. Они разговаривали совсем недолго. Хелдер спросил, не хочет ли она составить ему компанию этим вечером. Она ответила, что этим вечером занята, но будет свободна завтра. Тогда он назначил ей свидание у своей гостиницы.