Не спешите с харакири
Шрифт:
— Хочу пить, — шепчет Бяку-Хамури.
— Хотите немного чая?
— Нет.
— Воды?
— Мне хотелось бы вина, — говорит кровный должник Толстяка. — Я его еще никогда не пил. Я переглядываюсь с Рультом.
— Это зов крови твоего дружка, — смеется он. Мы утоляем жажду старого японца. Он причмокивает хлебальником и заверяет нас, что отведал божественный нектар.
— Оставьте бутылек у меня под рукой, — настаивает Громила, — я в нем нуждаюсь ничуть не меньше, чем он.
Мы возвращаемся к откровениям раненого.
— Подойдите ближе, силы покидают меня. Мне трудно говорить…
И пошло-поехало,
Итак, в середине прошлого века в Японии правил мудрый и добрый император Твояжитуха-Покайфу. У бога-монарха был лишь один недостаток (да и недостаток ли?) — он очень любил приударять за служанками. Несмотря на весь свой божественный статус, он наградил пацанёнком одну из них — прекрасную, нежную, восхитительную Гандболфе. Суровый закон Шоконата гласил: женатый император не может признать своего внебрачного отпрыска. И монарх выдал Гандболфе замуж за богатого наследника из семьи Бяку-Хамури.
— Это был ваш дед? — спрашиваю я.
— Мой отец, — поправляет меня старик.
— Отец? Так сколько же вам лет?
— Девяносто два года.
— Я бы вам их никогда не дал, — делает комплимент Берю. — Вы не тяните на свои годы.
— Значит, — восклицает Рульт, — Вы — внебрачный сын императора Твояжитуха-Покайфу?
— Да!
— Вот те на! — ликует Берюрье. — Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день я поделюсь своей кровью с вице-императором?!
Бяку-Хамури продолжает свой рассказ:
— Вместо того, чтобы отказаться от ребенка добрый император всей душой полюбил его. Несмотря на то, что закон Шоконата запрещает императору признавать в таких случаях свое отцовство, Твояжитуха-Покайфу сумел обойти это затруднение. За несколько часов до своей смерти он подписал конверт на Шоконатском языке: «Плоду моей плоти — любимому Бяку».
И внизу подписал на современном японском: «На сохранение Бяку Хамури во дворце Йокогамы».
Он наклеил императорскую марку и поручил своему камергеру Вава-Мояшкура доставить письмо по назначению, что тот и сделал. Но камергер знал шоконатский язык, и когда император умер, поспешил поделиться тайной покойного с новым императором Этолото-Киднякмоно. Преемник Твояжитуха-Покайфу понял опасность, которую представляло для него это письмо, и направил за ним своих слуг во дворец Бяку Хамури. Слуги выполнили поручение. Конверт вернулся в императорский дворец, где его спрятали в секретных архивах, так как в законах шоконата говорится, что тот, кто уничтожит текст, написанный рукой императора, будет после смерти воплощаться в свинью на протяжении ста тысяч поколений.
Старик закрывает глаза. Его одолевает усталость. Учитывая его возраст, в этом нет ничего удивительного.
Я отвожу врача в сторонку.
— Вы не могли бы сделать ему ещё одну инъекцию сердечного стимулятора?
У него как раз находится при себе отличное стимулирующее средство британского производства «Тони-Армстронгджонз»
Предатель всегда остается предателем. Негодяй-камергер, предавший память своего императора Твояжитуха-Покайфу, имел слишком длинный язык и поведал о тайне конверта не только своему новому хозяину, но также и своим любовницам, которые, в свою очередь, рассказали об этом другим своим любовникам, — и вот уже новость разнеслась по свету. Конечно, камергер за это был наказан, и весьма болезненным способом: ему надрезали сантиметров на шестьдесят живот и перед тем, как его зашить, не забыли насыпать туда красного перца; тем не менее, тайна стала достоянием определенной части населения.
Прошли годы. Бяку-Хамури узнал, что он — сын императора, но для того, чтобы доказать это, требовалось официальное доказательство, которым являлся тот пресловутый конверт. Увы! Он был надежно погребен в подземных тайниках дворца. К власти пришла новая династия, и инцидент был забыт. Всеми, кроме Бяку Хамури, который на протяжении всей своей жизни обсасывал эту горькую пилюлю. И вот в один прекрасный день…
В тот прекрасный день на прошлой неделе японское посольство в Париже организовало выставку произведений древнего японского искусства. Союз филателистов попросил, чтобы на экспозиции был выставлен первый экземпляр личной марки императора. Она представляет собой такую филателистическую редкость, что её ещё никто не видел.
Японское правительство знало, что такая марка существует в императорском дворце — та самая, которая была наклеена на знаменитый конверт, смекаете, мои ягнятки?
После некоторых колебаний, было решено в целях повышения культурного престижа Японии послать конверт на выставку в Париж. Конверт-завещание пролежал в тайнике около века и стал своего рода любопытной реликвией. Но Бяку знал его истинную цену. Наконец-таки ему представилась возможность, которую он ждал всю свою долгую жизнь (которая могла бы послужить объектом изучения геронтологов). Он мог вернуть себе причитающееся, так как за все это время конверт впервые был извлечен из тайников императорского дворца.
Он заручился поддержкой бывшего шефа японского гестапо Фузи Хотьубе и его команды. Не считаясь с расходами, он послал их в Париж с приказом любой ценой заполучить конверт и доставить его в Японию.
Теперь все становится на свои места: поджог в посольстве, нитроглицерин, которым Фузи Хотъубе запасся на случай авиакатастрофы. Все, кроме одной вещи…
— Скажите, месье, почему двое почтенных японцев покончили с собой, прочитав надпись на конверте?
Бяку просит очередной бокал вина и, с удовольствием осушив его, объясняет:
— В наших священных текстах сказано, что тот, кто коснется пальцами текста, написанного рукой императора, будет проклят во веки веков, если не покончит с собой в течение часа.
На этот раз все становится ясным, как божий день.
Переливание давно закончено.
Берю полностью пришел в себя после донорства.
Мы приносим телефон бедняге Бяку, чтобы он смог отдать распоряжения своим людям. Его телохранители приедут забрать его на машине «скорой помощи». Я торжественно обещаю ему передать его драгоценный конверт — свидетельство об императорском рождении — в ближайшее время.