Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)
Шрифт:
– Тот парень, что в комнате ПВР сейчас начальствует, вроде ничего, шустрый, – похвалил Самохин. – Сидят без вас там тихонечко, телевизор смотрят. Прямо пионеры, а не малолетние преступники.
– Когда есть кому за ними приглядывать, – согласилась майорша. – Беда, что на все камеры «батьков» не хватает. Туда же не всякого взрослого зэка поселишь. Другой такому пацанов научит! А бывает, что, наоборот, мальчишки его обидят.
– И как же вы помощников подбираете?
– Да как придется. Кого начальство присоветует, кого сама присмотрю. Троих наших, ну, сотрудников бывших, посадили, так их взяла.
– А наши-то за что здесь?
– Да кто за что.
– А его за что?
– Прокуратура постаралась. Неправомерное применение оружия шьют. Задерживал двух жуликов и одного укокошил.
– Ух ты, – изумился Самохин, – а из какого района?
– Да из Советского, недалеко здесь…
– Так я ж там почти всех знаю! – соврал Самохин. – Поговорить с ним можно? Обещаю тайну следствия не нарушать!
– Да разговаривайте, пожалуйста! Какая тайна? За него полрайона ходатайствует, статья в газете в его защиту была. А прокурор уперся – и все. Хоть бы под подписку мужика выпустили – так нет! Закрыли в СИЗО – и ни в какую!
– Прокуроры нос по ветру всегда держат, – согласился Самохин, – первыми чуют, куда дуть начинает. Сейчас хвастают друг перед другом, кто больше обвинений снял, под оправдание жулика подвел. Уже не поймешь, где прокурор, где адвокат…
Закончив просмотр фильма, из комнаты ПВР потянулись малолетки. Они шли гуськом, в угрюмо-серой униформе, заложив руки назад и глядя друг другу в коротко стриженные щетинистые затылки, с подростковой угловатостью наступая на ноги впереди идущим и цепляясь за выбоины в цементном полу носами своей немыслимой обувки – тяжелые, осевшие вислоухо голенищами кирзачи перемежались раздолбанными, потерявшими форму кроссовками и чмокающими при ходьбе шлепанцами на босу ногу. Шагавший чуть в стороне «батек» все так же невозмутимо крутил в пальцах черные зерна четок, покрикивая на ходу:
– Четыре – один хата пошла… Ты че, козел, спотыкаешься? Руки назад возьми!
Пацаны торопливо, один за другим ныряли в камерный полумрак, и «батек», шевеля губами, просчитывал их по головам, с грохотом захлопывал тяжелую дверь и запирал на засов.
Майорша пригласила Самохина подождать в кабинете и отправилась за бывшим участковым. Когда тот через минуту-другую вошел, Самохин едва не присвистнул от удивления. Арестованный милиционер оказался огромного, за два метра, роста. Его плечи не вписались в дверной проем, и оттого он протиснулся боком, пригнувшись под низковатым для него косяком.
– Подследственный Ватлин… вызывали? – пробасил он.
– Вы тут без
– Садитесь, – приветливо пригласил Самохин. – У нас в колонии прапорщик был, габаритами на вас смахивал. Бывало, зэки в ШИЗО расшумятся что-нибудь, так он кормушку в камеру откроет, сунет голову туда и предупреждает: заткнитесь, мол, а то сейчас я к вам весь зайду…
– Чего вызывали-то? – игнорируя шутливый тон, хмуро осведомился Ватлин. – Небось опять в стукачи вербовать будете? Думаете, если бывший мент, так обязательно на оперчасть пахать должен? Не дождетесь!
– Вербовать? С какой стати? – искренне удивился Самохин. – Я, между прочим, из отдела режима и охраны, агентура – не по моей линии. Мы все больше по-простому, дубинкой работаем…
– А-а… – примирительно вздохнул Ватлин. Отставив шаткий «венский» стульчик, он подвинул к себе прочный деревянный табурет, сел осторожно. – В прошлый раз приходил один… вербовщик. Угрожать начал. Я, грит, тебя, мента, ежели заупрямишься, в общую хату кину, к уголовникам! Напугал… Кидали уже… Случайно, корпусной перепутал…
– Ну и что? – заинтересовался Самохин.
– Да ничего. Спросили у меня в хате мужики, кто и за что, а потом объяснили. Мол, с ними сидеть мне по жизни не канает. Постучали в дверь, вызвали корпусного, облаяли его, потребовали, чтоб меня в спецхату перевели, для этих, как ее… красных! С тем и расстались. Да я и не боюсь. В случае чего еще не известно, кто бы первым из камеры выломился…
– А за что вас… сюда? – спросил майор.
– За дурость мою, – сокрушенно вздохнул Ватлин. – Приехали в село два архаровца с города. И на выпасе внаглую, средь бела дня, быка пристрелили. Бык-то племенной, его ж и есть-то нельзя – мясо жесткое, не прожуешь. Пастуха ружьем шуганули. Ну, тот в деревню, за помощью. Меня нашли, я на мотоцикл и туда. А эти уж тушу разделывают, шкуру снимают. Я-то вначале с ними вроде по-хорошему, мол, мужики, что за дела, вы знаете, сколько этот бык стоит? Пройдемте, говорю, разбираться будем… А они, видать, из блатных, не больно-то напугались. Один ружье схватил, другой нож – и на меня. А я без оружия! Сроду не носил. Ну его к лешему, еще потеряется…
– А как же… неправомерное применение оружия? – удивился Самохин.
– Так, наверное, про ихнее оружие речь. Тот, который с ружьем, стрельнуть успел, у меня аж фуражку с головы жаканом снесло. Ну, я ствол-то у него вырвал… И такая меня, товарищ майор, злость разобрала! Ах вы, думаю, гады, захребетники, не пашете, не сеете, как волки поганые по околицам рыщете, поживу ищете! И на меня же еще руку поднимать?! Короче, так разобрало, что я ружьем ихним махнул два раза… прикладом-то…
– Ну и… – подался вперед майор.
– Да одному-то вроде ниче, руку тока перешиб… А другому по башке досталось… Наповал…
Ватлин тяжело вздохнул, пошарил в кармане тесного, с чужого плеча пиджачка, достал обрывок газеты, горсть махорки, поинтересовался:
– Курить-то здесь можно?
– Вон, пепельница стоит, значит, дымят. Давай моих, а то ты со своей самокруткой – пока провозишься… – предложил Самохин, протягивая сигареты.
– Да приноровился уже, – пряча в карман махорку и беря самохинскую сигарету, смущенно улыбнулся Ватлин. – Махорку-то нынче не только в тюрьме, а и в деревне курят. Сигарет да папирос нет. В посевную механизаторам председатель по пачке «Примы» перед работой самолично выдавал. Так что к махре да самосаду мы привычные…