Не верь, не бойся, не проси… Записки надзирателя (сборник)
Шрифт:
В конце рабочего дня майор выкроил минутку и забежал в штаб. За два месяца службы ему редко удавалось бывать здесь. Сергеев не вызывал, а проявлять инициативу и лезть на глаза начальству Самохин не привык, да и повода не было. Однако в этот раз он все-таки решился заглянуть к начальнику СИЗО, переговорить о том, что творится в «пресс-хате». При этом, для того чтобы не выказать свою заинтересованность в судьбе Кречетова, майор намеревался использовать сведения о притеснении там симпатичного, интеллигентного вида паренька – Бушмакина.
В приемной начальника СИЗО никого не было, и Самохин,
– Разрешите?
– Входи, Андреич, – поднялся навстречу из-за стола Сергеев. – Что так робко?
– Здравия желаю, – запоздало козырнул майор, неловко махнув ладонью у виска, – думал, вдруг вы, товарищ подполковник, заняты шибко…
– Чем же мне заниматься, как не делами тюремными? – крепко пожимая руку Самохина, сказал Сергеев. – И ты, наверное, по этому же поводу… Проходи, садись.
– Да я в общем-то на минутку, – замялся Самохин, – как бы это поточнее сказать… Проконсультироваться!
– Валяй! – великодушно разрешил подполковник. Самохин снял фуражку, бережно уложил ее на приставной столик и, кашлянув смущенно, заговорил:
– Я, конечно, порядки здешние пока не изучил досконально, ко многому приноравливаться приходится… Колония, зона – это одно, а следственный изолятор – совсем другое. Есть, как говорится, своя специфика. Пока освоишься, разберешься…
– Не финти, – грубовато прервал его Сергеев. – Что ты мне кружева словесные плетешь! Прямо выкладывай, что случилось.
– По поводу «пресс-хаты» я. Там, знаете ли, парнишка есть. Его, как мне стало известно, притесняют сокамерники. Ну мы, режимники, такие дела тоже пресекать должны… А мне говорят, что в дела этой хаты лучше не лезть, там, мол, оперативники всем заправляют…
– А ты вроде сам в «кумовьях» не служил, – помрачнев, криво усмехнулся Сергеев, – что ж удивляешься-то?
– Да ведь смотря как служить, – многозначительно подметил Самохин. – Ежели ЧП какое случится – кто будет отвечать? Ну, к примеру, если в двухсотой камере шакалы лагерные мальчишку замучают? Шуму не оберешься, а главный спрос в любом случае с вас, как с начальника изолятора будет…
Сергеев встал, прошелся по кабинету, взглянул на майора неодобрительно, видимо, хотел сказать что-то резкое да сдержался, опять сел за стол. Выдвинул ящик, пошарил там, бросил на зеленое сукно столешницы пачку сигарет «Стюардесса», буркнул хмуро:
– Закуривай…
Самохин, который терпеть не мог болгарских сигарет – кашлял от них не переставая, надсадно, – тем не менее потянулся к пачке. Сергеев чиркнул зажигалкой, ткнул огонек Самохину, прикурил сам. Потом вдруг потер виски, сказал горько:
– Ну, не мое это дело, Андреич, тюрьмой руководить! Никак я к мерзости здешней привыкнуть не могу. К дубинкам этим вашим, «пресс-хатам»… И за каким чертом на должность такую поганую согласился?
Самохин вздохнул сочувственно, поинтересовался:
– А раньше-то где служили?
– Начальником спецкомендатуры. У меня, майор, лучшая в области, а может быть и в стране, спецкомендатура была! Зэки-«химики» все как на подбор –
Самохин понимал, что начальник изолятора за те дни, которые они не встречались, спекся, раскис, и работать ему остается недолго. Удивляться этому не приходилось. По статистике руководители СИЗО менялись почти ежегодно. Редко кому из них удавалось перевалить этот срок. Снимали тюремное начальство за допущенные чрезвычайные происшествия, побеги, или сами они, поняв, куда попали, уходили, не боясь понижения, на другую работу…
– Уж как меня сюда уговаривали, как обхаживали! – высказывал давно накипевшее Сергеев. – Полковничье звание сулили! Да отсюда дай бог майором вырваться!
Самохин молчал, слушал Сергеева и жалел его. Он уже не раз замечал, что такие вот красивые, породистые, гренадерского роста мужики оказываются часто на поверку слабыми и не в меру чувствительными. Но мог ли он осуждать за это Сергеева? За то, что человек так и не втянулся в жестокое тюремное ремесло, не уподобился ему, Самохину, который теперь и сам уж не знает, в кого превратился, проведя три десятка лет за колючей проволокой…
– Вот ты говоришь – «пресс-хата», – продолжил, жадно затягиваясь сигаретой, подполковник. – Думаешь, я не знаю, что там творится? Знаю! Но прокуратура по надзору глаза на это дело прикрывает – им тоже раскрываемость нужна, они ж расследования по убийствам ведут! И генерал звонит, каждый раз оперативников хвалит. Ни хрена, говорит, у вас во всем изоляторе никто не работает, кроме «кумовьев». А потому я тоже махнул рукой – раскрываемость так раскрываемость, черт с ней. У меня сейчас одна забота – чтоб зэки не разбежались…
– М-м-да… – сочувственно вздохнул Самохин, – так-то оно так… Но давайте хоть одного парнишку спасем, вытащим из этой молотилки кровавой!
Майор уже раскусил Сергеева и теперь специально «давил на слезу», рассчитывая пронять, заставить прислушаться к своей просьбе.
– Я уж не знаю, чего там раскрывать-то, – продолжил он. – Пацанчик этот – обыкновенный «баклан», хулиган то есть.
– Так что ж теперь? – раздраженно спросил Сергеев. – На волю его отпустить, что ли?
– Да нет, зачем же, – заторопился майор, – просто позвоните ДПНСИ и распорядитесь, пусть в другую камеру переведет, в нормальную.
– Ох, Скляр недоволен будет, – засомневался Сергеев.
– Ну и плевать! – разозлился вдруг Самохин уже на этого здоровенного мужика, чья доброта и мягкотелость в данный момент боком выходила попавшему под молотки «отморозков» мальчишке. – Вы ж начальник изолятора! Скажите ему… Скажите, что у вас тоже кое-какие оперативные соображения появились! Скляр и заткнется!
– Точно! – оживился Сергеев. – Так и сделаем!
– Звоните… – настырно предложил майор, с ненавистью раздавливая в пепельнице окурок ядовитой «стюардессы», от которой нестерпимо першило в горле, – прямо сейчас.