Не верьте в аиста
Шрифт:
Прошло немногим больше часа, как все они уже сидели за угощением. У Ингридиной матери нашлось и холодное мясо, и студень, и жареный лещ, и салат из помидоров, и горячая картошка, аппетитно дымившаяся на столе. Посредине, на почетном месте красовался подарок дочери — новенький транзисторный радиоприемник завода ВЭФ, вы-выдвинутая антенна которого почти упиралась в низкий потолок избы.
Альберт представлял себе родителей Ингриды совсем другими — неразговорчивыми, ушедшими в себя людьми, рано сгорбленными тяжелым деревенским трудом. А перед ним оказались на редкость радушные хозяева, от души радовавшиеся нежданным гостям. Они буквально лезли из кожи, чтобы дочери не краснеть за них перед друзьями.
— Поехали! — этот весьма лаконичный тост напомнил Альберту любимое застольное словечко отца.
Он поднял до краев наполненный чайный стакан и мужественно отпил большой глоток. В следующий момент в глазах у него застыло выражение ужаса, затем по щекам потекли слезы. Он громко закашлялся.
— Только не говори, что я тебя не предупреждала, — Ингрида не смогла удержаться от смеха.
— Может, вареньицем закрасить? — предложил ее отец, жилистый мужчина под пятьдесят. Сам он залпом осушил свой стакан, не моргнув глазом. — Принеси, Марта!
Жена отложила наполовину смотанный клубок шерсти и достала из буфета банку с вареньем.
— Теперь и мы стали пить магазинную водку, — словно извиняясь, сказал отец Ингриды. — Но нам не дали нынче зарплату в срок — какие-то сволочи очистили колхозную кассу… Хорошо еще, что свой спиртозаводик уцелел на чердаке с немецкого времени.
— Не гневи бога, Витолд! — воскликнула мать. — Счастье, что твой отец остался жив — много ли было надо!..
— Да перестань ты! — взмолился отец. — Не видишь, дитя сейчас нюни распустит!
Альберт тоже обратил внимание на то, что Ингрида необычно бледна. На губах у нее застыла вымученная улыбка.
Ингрида с трудом удержалась от того, чтобы не влепить пощечину Петеру, преспокойно глотавшему водку, которую подливал ему отец. Впрочем, ведь и у самой тоже рыльце было в пуху — кто тянул ее за язык разболтать про традиционный юбилейный праздник в их колхозе, когда выдают зарплату и квартальную премию, играют спектакль, а потом пляшут до утра… Кому нужны были эти сантименты?.. Мерзавец! Так подло воспользоваться ее простодушием! Столь гнусного предательства она не ожидала! А что если с ее дедом действительно случилось бы что-то серьезное? Теперь она была бы дважды убийцей, потому что уж точно укокошила бы сейчас Петера… Ингрида достала из сумочки сигареты и закурила.
Мать сделала вид, что не замечает. Повесив на спинку стула новый моток пряжи, она стала просить:
— Рассказала бы, доченька, как ты там в Риге одна поживаешь? Много ли заставляют учиться? Хоть бы письмецо написала с адресом, мы давно бы уж тебе посылочку…
— Живет что надо, сама разве не видишь?! — перебил ее отец. — Раскатывает в шикарной машине, привозит дорогие подарки, кавалеров целых две штуки, — самогон ударил ему в голову. — Дерните еще, ребята, покуда в парнях ходите, — он чокнулся с Альбертом, осоловело глазевшим по сторонам.
— Давай, перекинь еще стопаря, — подбадривал его и Петер. Встретясь взглядом с Ингридой, он вдруг заговорил изящным слогом и даже встал: — Я не знаю, представителей какой профессии мы чествуем в этот воскресный день и в конце концов — не все ли равно? Только мне хотелось бы выпить за здоровье тех, кто взял на себя самый неблагодарный человеческий труд — производить на свет детей с надеждой, что из них вырастут люди. За твоих родителей, Ингрида!
— Рванем и поехали! — выкрикнул невпопад Альберт и поднялся тоже.
— Вам надо бы малость прилечь перед дорогой, — посоветовала мать Ингриды.
— У меня, хозяйка, тоже есть мать, которая беспокоится, — сообщил Альберт и не очень твердым шагом направился к двери.
На воздухе сознание сразу прояснилось. Он подошел к «Волге», в темноте казавшейся почти черной. На машине блестели капли воды. Дождь хоть и прошел, но в воздухе еще пахло грозой.
— В такую ночь все автоинспекторы сидят за столом и пьют грог, — заверил Петер, но потом все-таки спросил: — Ехать не боишься?
Ответить на такой вопрос Альберт счел ниже своего достоинства. Сел в машину, включил фары, затем распахнул дверцу.
— Отчалили!
Мать еще сунула Ингриде на колени корзину с разнокалиберными стеклянными банками. Дверца захлопнулась, можно было трогаться в обратный путь.
— Теперь понял, что мои рассказы про родную сторонку были чистейшим соцреализмом? Ты здесь не выдержал и трех часов, — Ингрида говорила возбужденно — она тоже глотнула самогонки.
— Не мешай ему править! — сказал Петер. — Не видишь, какая грязища!
После сильного дождя дорога в самом деле стала намного хуже, чем была. Ветер гнал густые тучи, обрывал с деревьев начавшую желтеть листву и швырял в лобовое стекло машины. По лужам, заполнившим рытвины, пробегала рябь..
В таких условиях Альберт за свою короткую шоферскую жизнь ехал впервые. То и дело приходилось притормаживать и резко менять направление, переключать скорости. Он петлял между ухабами, словно в бешеном слаломе, переметываясь с правой стороны дороги на левую и обратно. Какое-то седьмое или девятое чувство безошибочно подсказывало ему ту идеальную скорость, на которой можно было проскочить, не застряв, яму и не ехать, а почти глиссировать над мелкими выбоинами, превратившими дорогу в стиральную доску. И скорость эта была совсем не малая. Думать и заранее выбирать курс было некогда — все решала молниеносная реакция и откуда-до пришедшая интуиция. Непостижимым образом она ни разу не подвела Альберта.
Наконец лучи фар упали на черную блестящую поверхность асфальта.
Альберт выехал на шоссе и повернул «НА РИГУ», как предписывал дорожный указатель.
Теперь на газ можно было жать смелей. Держа руль одной рукой, Альберт второй обнял щуплые плечи Ингриды и привлек девушку ближе. Она вся съежилась, свернулась в уютный клубок и включила радио. Заиграла сладко волнующая музыка джаза.
Альберта охватило ни с чем не сравнимое чувство легкости. Нечто подобное он испытал лишь однажды — когда спускали на воду новый корабль отца, и всех гостей потчевали шампанским. После нескольких тостов взрослые пошли осматривать помещения сейнера, а он допил из всех бокалов, залез на командный мостик. Там ему захотелось спрыгнуть в Даугаву или взмыть в воздух и улететь. Казалось, это было вполне ему по силам… Но ведь сегодня пили не шампанское, а сивуху, да и той не больше стакана. Нет, это не хмель кружил голову, а джазовые вариации извечной темы любви.