Не верьте в аиста
Шрифт:
Как Расма ни притворялась, однако волнение ее было сильно. Поэтому в воскресенье она не вылезала даже на пляж, просидела целый день в одиночестве дома и, сославшись на головную боль, основательно подготовилась к первому уроку.
Увидев, что Альберт отсутствует, Расма облегченно вздохнула. И в то же самое время почувствовала разочарование. Очевидно, вчера думала о нем, когда разрабатывала с таким трудом новый метод усвоения материала. Сейчас Расма могла себе во всех подробностях представить ход урока — ведь она не первый год знакома
Почти физически все время ощущая отсутствие Альберта, считая минуты, оставшиеся до звонка, Расма сравнительно гладко провела свой первый урок, бывший в этот день по расписанию последним.
— Что там стряслось с Альбертом? — остановила она Вариса, который собирался удрать сразу после звонка.
— Болен. — Потом смекнув, что таится за вопросом сестры, Варис великодушно добавил: — По-серьезному. И вообще — у него теперь есть морока почище твоих хлопот с патрулями. Не машину у него, а невесту надо будет угнать, вот уж тогда он все вверх дном перевернет.
— Ингрида… — тихо и не без зависти произнесла Расма.
По какому признаку мальчишки влюбляются — для Расмы было полной загадкой. Такие миловидные и умные девушки ходят одни-одинешеньки, хотя и умеют со вкусом одеться, танцуют модные танцы и недотрогами их не назовешь, а вот ведь ничего не получается. Никто никуда их не зовет, терпят только ради компании, даже домой их не провожают. Зато вот Ингрида может запросто подцепить самого видного парня в классе и вить из него веревки…
— Ты еще долго будешь висеть у меня на руке? — нетерпеливо спросил Варис, так как Астра не любила ждать.
— Ты не собираешься навестить Альберта?
— Ничего, сам придет за последними известиями.
— Но, может, ему что-нибудь надо — лекарство или фрукты?
Варис с удивлением поглядел на сестру:
— А ты сходи, если это входит в твою практику.
«Можешь подначивать сколько влезет, — Расма мысленно продолжала разговор с братом. — На сей раз это действительно воспитательное мероприятие. Только — не для Альберта, а для самой себя. Если сейчас не пойду и до конца не выскажусь, вся моя смелость гроша ломаного не стоит. А тогда пусть его делает, как знает — пусть хоть откажется от должности начальника патруля — у меня будет душа спокойна…»
Но когда Расма нажимала кнопку звонка, душа у нее была отнюдь не спокойна и утихомирилась значительно позже, когда стало ясно, что дверь Альбертова дома перед ней так и не распахнется.
Опытный человек, разумеется, предпочел бы совершить этот поступок перед самым отправлением поезда или же вскоре после прибытия. Тогда в багажном помещении бывает полным-полно народу, спешащие люди бестолково толпятся в проходах и никто не обращает внимания на других.
У Альберта сноровки в таких делах не было. Он как нарочно явился в самое тихое время. Помещение было пусто, под
Юноша колебался. Он никак не мог отделаться от назойливого чувства, что кто-то неотступно за ним следит, даже спина зудела от взгляда этого неизвестного соглядатая. Но стоять неподвижно и изображать теленка перед воротами скотобойни было бы еще подозрительней. К тому же он прекрасно сознавал, что махнуть рукой и смыться он не посмеет.
Альберт огляделся по сторонам. Поблизости никого не было видно, только в самом конце коридора суетился носильщик. Он был в форменной фуражке и с номером на отвороте тужурки.
Рука дрожала, словно от непосильного напряжения, цифры перед глазами сплылись в неразличимую путаницу. Потребовалось напрячь всю силу воли, чтобы приостановить эту чертову карусель.
Оттерев испарину со лба, Альберт стал вращать цифровые барабанчики замка. В окошках одна за другой появились четыре семерки.
7—7—7—7 — шифр, сообщенный ему Петером.
Альберт уже было взялся за дверцу, как вдруг ощутил у себя на плече чью-то руку — столь тяжелую, что ноги оказались намертво прикованными к полу, и даже нельзя было повернуть голову. Прошло немало времени, покуда Альберт спохватился, что еще не все потеряно, надо только сохранить железное спокойствие.
Преисполненным благородного возмущения движением плеча Альберт сбросил с него чужую руку и вызывающе взглянул на стоявшего рядом человека.
Это был Тедис Яункалн, переодетый носильщиком и выполнявший свое первое самостоятельное оперативное задание. Вид у него был настолько смущенный и растерянный, что можно было бы даже не волноваться, не находись тут же рядом железнодорожный милиционер в полной форме.
— Проверка, — выговорил наконец Яункалн преувеличенно громко и предъявил свое временное удостоверение. — Вы заняли именно этот шкафчик?
— Конечно! Опустил пятнадцать копеек и все как полагается, — отчеканил Альберт словно заученную назубок роль. Вроде бы все шло по сочиненному Петером сценарию.
— Тогда, пожалуйста, перечислите, что у вас там находится, — Яункалн тоже ни на йоту не отступал от полученных инструкций.
— Пожалуйста. Синяя авоська и в ней две бутылки коньяка.
На лице Яункална не дрогнул ни один мускул — было бы несолидно преждевременно выказывать свое удовлетворение.
— Открывайте! — В шкафчике лежал желтый портфель из свиной кожи. С тем же успехом он мог быть и пуст, но подполковник Кашис любил такие инсценировки.
По его расчетам, теперь всем троим надлежало изобразить удивление. Но это удалось одному Альберту и то в самой незначительной мере.
— Не может быть! — шумно запротестовал Альберт, когда к нему вернулся дар речи. — Где мои бутылки с коньяком? Я же своими руками поставил их сюда! Седьмая камера слева, потому я и цифру придумал такую — четыре семерки… Товарищи начальники, вы свидетели — меня обокрали! Я не мог спутать, я же не пьяный. Это седьмая камера, правильно?