Не верьте в аиста
Шрифт:
Хоть бы никогда не кончалась эта поездка! Вот бы и по жизни мчаться так: рядом любимая девушка, а впереди ровная дорога без всяких огорчений. Все в твоих собственных руках, зависит от тебя самого, а не каких-то там идиотских «так принято»… Зачем расстраиваться, если тебя товарищи упрекают, что стал индивидуалистом, презревшим коллектив? Гнать от себя подобные мысли, как и все прочее, что мешает полностью отдаться на волю течения! Альберт не был настолько наивен, чтобы не знать о существовании мелей и подводных рифов, подстерегающих тех, кто плывет по этому благодатному течению, каким представлялась ему сегодня жизнь. Понимал он и то, что Ингрида живет не одним свежим воздухом и любовью, и радиоприемники для нее с неба не падают. Когда-нибудь он еще узнает цену всего этого, но незачем отравлять эти восхитительные минуты!
Впереди замаячил виадук, под ним мелькнула светящаяся стрела поезда. Мост окутался клубами пара.
Вынырнув из белого облака, машина оставила виадук позади и мчалась дальше по пустынному шоссе. Лишь изредка яркий луч вырывал из темноты то забор, то наклоненные северными ветрами сосны, говорившие о близости моря.
Ярко зарделся и вновь потух горящий кончик сигареты, которую поочередно курили Ингрида с Альбертом. Он только хотел погасить окурок о пепельницу, как сзади неожиданно раздался голос Петера:
— Левей! — его окрик стеганул как бич и даже не дал возможности осмыслить, что случилось.
Пепел осыпался Ингриде на юбку. Альберт вздрогнул. Его нога инстинктивно нажала на тормозную педаль. Но как раз этого и не следовало делать.
Машину занесло на скользком асфальте, и, неуправляемая, коротко и глуховато лязгнув металлом, она врезалась в придорожный столбик. В тот же миг потух свет фар.
Тишина. Лишь капли дождя уныло барабанили по крыше «Волги».
— Отзовись, кто жив! — выбравшись из машины, Петер попытался шутить.
Открылась правая передняя дверь. Цела и невредима вышла Ингрида, быстренько обежала вокруг «Волги» и распахнула дверцу водителя.
— Берт, что с тобой? Да говори же!.. Хоть слово скажи!..
Не дождавшись ответа, она вцепилась в его руку и почти силой вытащила из машины. Вид у Альберта был жалкий — дальше некуда. Физически он, как и двое его пассажиров, не пострадал, если не считать пустяковой царапины на лбу; зато нервное напряжение достигло предела, и Альберта трясло, как в истерическом припадке.
— Вдребезги! — выдавил он наконец.
— Мура, — Петер уже успел осмотреть машину. — Наверно, твой ангел-хранитель успел подставить крылышко, чтобы удар был помягче… Даже радиатор не потек. Надо будет купить новый бампер, облицовку и фары; кое-где выправить и подкрасить. Не знаю, сколько за это сдерут, но для хорошего мастера все это сделать — раз плюнуть… А теперь садись проверь, может, в моторе что поломалось.
Нет, мотор был в исправности, передние колеса тоже поворачивались, ни за что не задевая. Петер становился все веселей.
— С твоим дурьим везением можем спокойно газовать через всю Юрмалу — никто ничего не заметит.
Альберт же никак не мог прийти в себя.
— Нет, нет! — упрямо мотал он головой. — Домой в таком виде я показаться не смею.
Петер пожал плечами, однако попробовал переубедить парня, понуро сидевшего за рулем и похожего на резиновую куклу, из которой выпустили воздух.
— Если машину кто-нибудь обнаружит здесь — прав тебе не видать как своих ушей. Заставят дуть в пробирку, унюхают алкоголь и составят такой протокол, что главный автоинспектор пальчики оближет…
— Тут мы оставаться не можем, — поддержала Ингрида. — Прошу тебя, Берт, не валяй дурака, поехали!
Легко сказать. А как это сделать, если в его отяжелевшей башке умещается всего одна мысль: «Все пропало, всему конец, мать больше никогда не даст машину, я никогда больше не смогу покатать Ингу, она больше никогда не захочет со мной встречаться…» Все прочее тонет в черной пучине безнадежности — и нигде нет даже соломинки, чтобы ухватиться. От тоскливой пустоты будущего и плаксивых попреков матери и унылых воспоминаний могло спасти только чудо. Чудо или же…
— Оставь-ка нас вдвоем, Ингрида, — сухо потребовал Петер и на месте пресек попытку девушки протестовать: — Не бойся, я его не обижу, иди!
Он взял Альберта за лацканы куртки, выволок из машины и крепко встряхнул. Затем, не выпуская, как следует наорал на него:
— Будь мужиком, черт тебя побери! Слезы и квохтанье никому еще не помогли.
— Я уже и сам хочу… — голос у Альберта все еще дрожал.
— Хотеть — этого еще мало, — грубо перебил его Петер. — Впрочем, говори!
— Я не должен был с такой скоростью ехать, тогда ничего бы не случилось. Если бы я знал…
— Если бы у моей тетки были колеса, я подарил бы ее тебе вместо «Волги» и ты раскатывал бы как у Христа за пазухой, — издевался над ним Петер, а потом с места в карьер, без обиняков: — Хватит с тебя, если дома все будет шито-крыто?
— Сказка! Да я согласен все отдать…
— Всего мне не надо. Только придется делать то, что я скажу, — сухо сказал Петер.
Вот оно, спасенье! И, по-видимому, расплата за эту неделю с Ингридой. У продолжения все равно будет своя цена — в этом Альберт не сомневался. Понимал, что задаром ничего на этом свете не делается. И все же решился. Будь что будет! После этой аварии, кажется, ничто не может быть страшнее, и притом часть пути он ведь еще сможет пройти рядом со своей Ингой!..
— До ее стариков доедешь обратно? — не дожидаясь ответа Альберта, Петер продолжал: — Драндулет оставим в сарае, заберем с собой номера и поедем с последним поездом. Во сколько вернется твоя мать из гостей?