Не возвращайся

Гауф Юлия

— Могу, но не хочу. Давай просто полежим.

— Вот так просто? Даже не нарычишь? — Ася приподнялась на локтях и посмотрела на меня с ироничным ужасом.

А я тихо рассмеялся.

— Больше не будем усложнять, — сказал, и закрыл глаза — снова спать охота. И, засыпая, я почувствовал легкий как крыло бабочки поцелуй.

На следующий день лучше мне стало не с утра, а ближе к ночи. Открыл глаза, и увидел перед собой сначала циферблат с датой и временем, а затем сидящего в кресле сына.

— Привет, —

хрипло поздоровался и начал подниматься с кровати.

— Доброе утро, — хохотнул Глеб.

Утро, угу. Почти восемь вечера. Кажется, Ася будила меня, кормила, даже в душе со мной была, но не уверен, что мне это не приснилось.

— Лика с мамой в магазин уехали, к девяти должны вернуться.

— А ты?

— А я с тобой решил остаться, — смягчил сын то, что должно было звучать как «Остался присматривать за тобой». — Через три минуты футбик смотреть буду. — Глеб на секунду отложил телефон, и кивнул мне: — Посмотрим вместе?

И уже в гостиной, устроившись перед телевизором на диване, я спросил у сына:

— Глеб, ты же простил? — он кивнул, глядя не на меня, а на экран. — Почему? Я извинился. Искренне, да. Но я ничего не сделал. Ты простил, потому что я болею?

— Бать, а обязательно нужно заслуживать? Любовь, прощение? — Глеб убавил громкость, и посмотрел на меня. — И… ты сделал. Много лет делал. Ты был классным папой. Я знаю, что ты нас любишь. А мы любим тебя, потому и простили. И вообще, в нашей семье только Лика не косячная. Только ей не говори, а то еще больше о себе возомнит.

— Обещаю, — усмехнулся я, приобнял сына, устраиваясь удобнее. — Громкость прибавь.

Мы с Глебом смотрели футбол, посмеиваясь, а иногда вторя эмоциональному комментатору, и… черт, какой же это классный момент!

Побольше бы таких…

Эпилог

3 года спустя

Жарко, я плавлюсь, всю ночь маюсь.

И не я одна.

Лето в этом году не умеренное, а африканское: за день солнце так накаляет землю, что короткой ночью она остыть не успевает. Прохлады нет. Еще и сплит-система сломалась, а починить её обещали послезавтра.

Мы с Пашей липкие, горячие. Отодвигаемся друг от друга на кровати, чтобы не греться друг о друга в этой жаре, но засыпая снова оказываемся рядом. Я прижимаюсь к нему, чувствую его руки, они гладят меня сначала лениво, потом требовательно.

Всё в полусне: жаркие прикосновения, тихие стоны, откровенные ласки…

Просыпаюсь, отодвигаюсь, пару минут наслаждаюсь тем, как разгоряченное тело обдувает легкий сквозняк, и… засыпаю, чтобы снова оказаться припаянной к мужу, и плавиться в его руках. Но даже во сне я понимаю, что секс в такой жаре нам не нужен! И потому снова откатываюсь на край кровати…

Чтобы уже с утра проснуться от тихого стона. Своего собственного.

— Паш, — выдохнула

я.

— Всю ночь дразнила, — шепнул он мне на ухо, прикусил мочку, лизнул, и мне хватило этого.

Чтобы позволить мужу всё. Чтобы плюнуть на то, что за окном уже пекло. Чтобы раствориться в желанной близости.

— Вау, как щедро, — Паша ладонью скользнул между моих ног, и ему явно польстило то, насколько я мокрая.

Я уже не чувствую жару и духоту, идущие с улицы. Жарко мне внутри. От умелых пальцев мужа, дразнящих клитор — Паша дразнит его именно так, как я люблю: быстро-быстро, мягко надавливая, поддевая пальцем словно языком…

— Ммм, как хорошо, — выгнулась в его руках, закинула ногу на Пашино бедро, ягодицами чувствуя, насколько муж меня хочет. — Па-а-аш…

— Да, родная? — своим хриплым шепотом муж тоже меня дразнит.

Сколько лет живу рядом с ним, но до сих пор близость меняя волнует. Я так сильно люблю это! Его крупное тело, так разительно отличающееся от моего — нежного, мягкого. Его мозолистые, чуть грубоватые пальцы. Его щетину, слегка царапающую мою кожу. Люблю осознавать, насколько Паша сильнее меня. Люблю чувствовать себя беззащитной, но только с ним…

Только с ним…

— Паша! — ахнула, подав бедрами назад, я не могу не двигаться, его пальцы творят что-то невообразимое.

— Тш-ш, — он ладонью зажал мой рот, и продолжил ласкать.

И когда я уже была на грани, буквально за пару секунд до оргазма, Паша убрал ладонь с моей промежности. Но не успела я разочарованно простонать, как почувствовала проникновение.

Паша мягко, медленно толкнулся в меня, позволил прочувствовать каждый сантиметр. Вошел до конца, замер, и только тогда убрал ладонь с моих губ.

— Девочка моя любимая, — пауза наслаждения осталась позади, Паша принялся толкаться в меня так, как того люблю я — сзади, под определенным углом, и я настолько распалена сейчас, что даже слова не смогла сказать о том, что ну какая же я девочка в сорок-то лет?

Да и стоит ли говорить? Для него я всегда буду именно что девочкой. Любимой.

Влаги так много… мы стараемся не шуметь, но наши тела слипаются, разлепляются, шлепки всё равно слышны… у нас шумоизоляция, но окна во всех спальнях открыты, и в доме дети, Боже…

— Боже, — я сама зажала себе рот, чтобы не стонать так громко.

Паша долбит меня сзади. Я выгибаюсь, принимаю его член. Глаза закатываются от подступающего более глубинного, чем от ласк клитора, удовольствия. Тело сводит сладкими судорогами, пальцы подгибаются, и муж продолжает свою умелую игру, мелодию он знает идеально… вот сейчас…

— Да, — всхлипнула, когда пальцы мужа сжали чувствительный сосок.

Один. Второй. Грубовато, чуть больно, но экстазом всё тело прошивает насквозь, и я кончаю, кончаю, кончаю…