Небесные

Сафиуллина Гульназ Талгатовна

Хард взглянул туда. Три или четыре полотнища полыхали, остальные наседали на королевские войска и армию первого советника. Что-то в такой выборочности показалось Харду странным. На его людей больше никто не покушался, и они бежали к центру, на подмогу другим, где, соперничая друг с другом в скорости, летали существа, окрашенные серыми, черными, коричневыми красками. Перед треугольной тканью возник Милох, подпрыгнул, намереваясь покончить с врагом, но ткань обтекла командира и запеленала того, что стоял наготове дальше. Милох яростно бросился следом, но темно-синий рисунок торжествующе метнулся вбок.

До Харда дошло.

– Краски!
– крикнул он.
– Им нужны яркие

краски!

Солдаты Милоха, одетые в формы цвета коры, и его собственные, носящие кто - свинцовые военные мундиры, кто - холщовые грязные рубахи под серыми же кольчугами, - полотна не интересовали. Подобных цветов полно, а вот насыщенных синих или красных в черном лесу перед светлой же поляной, да в представленном масштабе...

– Краски! Краски!..

Рагон, наконец, услышал, мгновенно сориентировался. Вскочил на какой-то ящик: "Снять форму!", - сам диким зверем выдрался из капкана нагрудника, содрал с себя одежду. Следуя его примеру, солдаты принялись оголяться. Твари стали радостно примерять обновки, вдавливали в себя. Еще два полотна оказались охвачены пламенем. Выше всех беспомощно метался одинокий холст. Он был до отказа заполнен: изображал трех солдат, кусок доспеха, узор с красной формы, длинный язычок флага. Ни на что другое места бы уже не хватило, оттого носился, бессильно щелкая клювом.

Основной накал стихал. Тварей, клюнувших на наживку, жгли и рубили, некоторые успевали скрыться в лесу. Хард опустил чужой меч, развернулся, замер: низко стелясь по земле, гигантское полотно неслось к палатке. К королевской палатке, накрытой зеленым тентом, под которым прятался одетый в темно-фиолетовый шелк принц. Из тента высунулась голова прислужника, нашла взглядом перекошенное лицо Харда. Тварь он не видел, - та струилась к нему боком, - облегченно обернулся назад, сказал что-то вглубь. Хард мчался, наступая на мертвых, на ходу занося оружие, а холст уже встал на дыбы перед растерявшимся мальчишкой, раскинулся вширь, наклонился, будто поцеловать. Тот инстинктивно отступил, истерично взмахнул кинжалом. Холст ласково пожал вытянутую руку, раздался дикий крик. Хард с разбегу разделил полотно, принялся исступленно его кромсать на мелкие клочья. Лишь когда тварь безвольно позволила втоптать себя в землю, с глаз Харда сп'aла пелена.

Выл мальчишка, раскачиваясь на коленях и прижимая к себе культю. Наследник на грани обморока пытался его перевязать. По всему разгромленному лагерю разожгли костры, солдаты стояли со злыми факелами в руках, напряженно качали ими в воздухе - не покажется ли где отсвет, ни займутся ли невидимые волокна. Ступается мягко, проход устлан слоем ковров из человеческих оболочек. В людских рядах - огромные прорехи, на холст перешла треть обозов, крупной дрожью тряслись привязанные, не сумевшие сбежать лошади. Стонали раненые, кому-то отхватило нос, кого-то огладили по подбородку, иные лишились руки или ноги. Больше всего пострадали облаченные в яркое: солдаты Его Величества и солдаты советника Самааха. Хард быстро проверил своих, потрепанных, напуганных, отправился искать командиров.

Оставшуюся часть ночи ухаживали за ранеными, наводили в разгромленном лагере порядок, патрулировали небо. Твари больше не появлялись, но и далеко не отходили: затаились между черными стволами, зачарованно смотрели на огонь. В ставке Рагон метал молнии, сурово хмурился, подсчитывая потери - около четырех сотен человек. Невольно Хард подумал - остаться решил Рагон, на нем ответственность. Но Рагон себя ответственным не считал, от боя отошел быстро, легко вернул самообладание, в то время, как Хард просто кипел.

– Милоха нет, - устало сказал Круг, - никто не видел, как он исчез.

– Если бы мы не останавливались...
– выдавил Хард.

– Они напали бы на нас в пути, - отозвался Круг, - и неизвестно, сумел бы тогда хоть кто-нибудь выжить. Как Его Высочество?

– В порядке. Тот мальчишка, Арг, тварь напала на него.

Харда отловили, призвали к ответу.

– Это что же получается, господин?
– тщедушный крестьянин с большими глазами требовательно уставился на Харда.
– Мы еще половины пути не прошли, а скольких потеряли. Разве это правильно?

– Я не говорю, что это правильно, но походы всегда сопряжены с риском. Нам нельзя останавливаться, нужно идти только вперед. Готовьтесь, скоро выходим.

– Вам легко говорить. Если погибнете вы, ваш отец погорюет, сестра поплачет, и ничего у них не изменится. Как жили во дворце, так и будут, как потребляли медовики, так и будут, - вмешался другой, - а что делать матушке Онуха? Он у нее один работал, а теперь нет его, сожрали. Ката ждет его баба с пузом, шесть малых у него. Горох с утра до вечера в поле, сын у него помер, он две семьи держал, свою и сына. Карот в ткацкой надрывался, обмерял господ, а дети его в обносках. Гарукат перебивался...

– Всегда будут убитые!
– разгневался Хард.
– И всегда будут те, кто ждет их дома! Вы здесь не единственные, кто идет на жертвы!

Поднялся гам. На Харда наседали, говорили сразу одновременно, сыпали мертвыми именами и обвинениями, отказывались идти дальше. Хард готов был уже применить силу, когда в баталию вмешались.

– Родным каждого погибшего будет выплачиваться ежегодная пенсия в размере десяти сребряков, я лично прослежу за этим.

Хард недоуменно уставился на принца: никогда еще он не слышал у наследника такого твердого голоса. Гвалт мгновенно стих, пахари неловко топтались на месте, не зная, то ли лоб расшибать, то ли огрызаться в неверии.

– Я даю слово наследника Риссена, что ни один из ваших близких не будет испытывать ни в чем нужды.

– Ваше Высочество, - выбрали первое.

Едва небо зарумянилось, отряд тронулся. Уходили в большой спешке, налегке, кто - верхом, кто - пешком. Твари вышли из леса "провожать". Парили в воздухе, махали руками измученных мертвецов, составляли композиции. Сжимаясь и разжимаясь, меняли пропорции солдат, придавали им другие виды. К выставленной ладони рахмановца подплыло другое полотнище, вложило древко с желто-синим флагом Риссена, завиляло подолом, оживляя ноги. На худого ановского надели королевский кафтан, и тот пучил водянистые глаза из плотного сукна. Меч Харда, подарок отца, переходил от одного к другому, от второго к третьему. В телеги запрягались лошади, на лошадей садились всадники. Появился Милох. В отличие от остальных, выражение он сохранял сосредоточенно-напряженное, застыл в пол-оборота. Полотна срезали ему половину туловища, посадили на скакуна, раскинули по сторонам ноги. Позади него расположили погибшее войско. Холстины трепались на ветру, и оттого казалось, что вслед за ними как ни в чем не бывало скачет отставший командир.

Когда из-за Симовых гор выглянуло солнце, Сорочий лес, наконец, остался позади. Вскорости после миновали и границы соленых топей. Дорога лежала через неровную местность, через холмы и низины. У Карука, левого притока Сонной, сделали привал. Уставшие люди падали кто куда, не заботясь боле ни о чем.

Командиры вновь собрались в ставке, обсуждали положение.

– Командиром рахмановской тысячи вместо погибшего Милоха назначается Дакрух. Он проявил себя доблестным воином и уже зарекомендовал себя в качестве командира. Но если у вас есть другие кандидаты, мы можем рассмотреть и их.