Небесные
Шрифт:
– Откуда мне знать? Или обвиняешь меня в сговоре с ним?
– И в мыслях не было, - открестился Карим, - разве кому-то пришло бы в голову усомниться в вашей честности при сопутствующем-то благодетельном лице?
Юнец остался при дворе. Хромал, скрипел зубами, задирался петухом. Когда достаточно окреп, начал собираться.
– Ну и что это мы задумали?
– поймала его хозяйка.
– Я должен отомстить! Клянусь жизнью, я найду этого проклятого предателя и убью голыми руками, чтобы души всех погибших от его руки обрели покой на руках Ярока!
Пылающий жаждой мести умчался на север. Постоялый двор опустел, и лишь могилы на опушке напоминали о недавней трагедии.
Потекла размеренная жизнь, но теперь Карим чувствовал, что засиделся. Не для того
– Тоже сбегаешь?
– поняла хозяйка.
– Спасибо за ваше гостеприимство, - Карим поклонился, - на всю жизнь сохраню в своем сердце и вашу доброту, и отзывчивость, кои явили не только мне, но всем тем, кто просил. Я обязательно загляну к вам потом, расскажу, какие приключения довелось пережить, сколько диковинок перевидал, сколько царств покорил, а сейчас мне пора.
– Коли таково твое решение, удерживать не буду, - покорно приняла она, - хоть и нелегко будет тебя отпустить. Выполни последнюю только просьбу - не уезжай один. В одиночку мимо леса не проскочишь. Дождись каких-никаких спутников, а там езжай с Яроком.
Так Карим начал присматриваться к гостям постоялого двора, выбирая людей, с которыми предстоит разделить путь. А гости были все те же: одинокие пахари, вывозящие на рынок овощи; гонцы с поручениями от одного дома к другому; охотники, выглядывающие добычу; знать, коих нужда гнала из страны в страну; колдуны и шарлатаны, разъезжающие с фокусами; бродячие артисты. Периодически несколько жителей деревни собирались вместе и отправлялись по делам, но дальше соседнего поселенья не выбирались. Карим уже был готов привязаться хоть конюхом к торговцам, когда в ворота въехали два серых от пыли уставших всадника. Кони под ними были добрые - не холеные скакуны аристократов, - выглядели свежее, чем сами путники. Оба - высокие, среднего сложения. Один с приятным открытым лицом, хорошим подбородком, прямой спиной - благородный. Второй - сутулый, со взглядом исподлобья, весь расплывчатый и нечеткий. Расположились в трактире. Карим подошел к ним:
– Да благословят вас небеса, добрые путники. Вижу по одежде, путь вы покрыли немалый, а по изгибу бровей могу судить, что пройти предстоит и того больше. Как...
– Милостыни не даем, - плюнул сутулый, - ступай куда шел.
– Агор, - осадил его второй. Вежливо сказал Кариму: - Да, путь нам предстоит действительно немалый. Ты, должно быть, толковый малый, раз сумел определить это по изгибу бровей.
– Сами небеса наградили меня способностью определять, что предстоит тому или иному разумному творенью, а дабы брови так печально не ломались, я от простого человеколюбия предлагаю их обладателю свои услуги. К примеру, вам, господин, я готов служить из симпатии совершенно задаром, но поскольку к вам прилагается досадная оплошность природы в лице вашего спутника, я готов терпеть его всего за две сребрянки в месяц...
– Ах ты!..
– вскинулся сутулый.
– Я покажу тебе оплошность природы...
Карим в его сторону уже и не смотрел: целиком сосредоточился на благородном. Желаемого он добился: тот с мягким интересом изучал Карима, не обращая внимания на беснующегося сутулого. Сказал:
– Мне нравится твое предложение, но увы: нам не нужен лишний рот, да и запрашиваемая цена для нас слишком высока.
– При всей моей скромности, господин, я бы не советовал вам отказываться - перед вами стоит проводник и охотник, лучше которого не найти во всем Кнотте. Говоря же про лишний рот, вы наносите мне прямое оскорбление, но ввиду вашей неосведомленности я вас прощаю. Цену, так и быть, скину, но конечная стоимость будет целиком зависеть от поведения вашего спутника. И да, я - прекрасный рассказчик. Под завистливые вздохи звезд и ворчливое трещанье костра я перенесу вас на поля сражений, подниму на самую высокую гору или спущу
Выдвигались в потемках. Бодро фыркали отдохнувшие кони. Тихо ухала сова. Карим распрощался с хозяйкой, согнулся в поясе чуть не до земли. Она хмыкнула:
– А кланяться-то так и не научился. Ну, ступай с Яроком.
Ветер подхватывал всадников на бегу. Карим вначале неловко хватался за уздцы, затем приноровился. Попробовал пристать к спутникам: слова уносились, не успев сорваться. Пришлось довольствоваться наблюдением. Сутулый слился с конем, низко наклонил голову. Со стороны был похож на быка. Второй, представившийся Таном, сидел в седле как приклеенный, несся стремглав. Карим все терялся в догадках, что привело их в Кнотт, задался решимостью выяснить на первом же привале, но двое неутомимо мчали вперед, мимо каменистых полей и неровных поверхностей предгорного рельефа. Между тем, чем дальше они двигались на север, тем колючее становилась местность: сохлые красно-бурые кустарники до черной крови впивались в землю, ощетинилась голодная трава, тут и там торчали огрызки скал, от которых разбегались лабиринтами утыканные колючками стволы и листья. Деревьев не было - расползлись в разные стороны в поисках глотка воды.
Остановились на привал у подножья крутой скалы. Карим с трудом свел ноги вместе, жизнерадостно оскалился. Пока сутулый поил четвероногих, проворно собрал хворост, собрался разжечь огонь.
– Это излишне, - остановил его благородный, - дадим лошадям немного отдохнуть, затем двинемся дальше.
– Как пожелает господин. Но дозволено ли мне будет утолить свое несвоевременное любопытство: как далек наш конечный пункт, отсчет к которому мы ведем наперегонки с ураганом?
– Ураганом? Но я не вижу ни малейшего признака непогоды.
– А они скоро проявятся, поверьте старому, умудренному опытом страннику, который восхищается умением своего собеседника уйти от ответа.
– Все, что я пока могу сказать - нам надо добраться до столицы Кнотта как можно скорее. Большего тебе знать вовсе не обязательно. Но ты хвалился, что тебе нет равных по части баек. Желаю проверить, так ли это. Расскажи, где ты бывал.
– О, господин, чтобы описать все места, куда довелось ступить моей ноге, не хватит и трех жизней вашего благороднейшего спутника, и потому при всем моем к нему уважении, я начну прямо сейчас. Доводилось ли вам когда-нибудь находиться в месте столь узком, что стягивало все кишки, а пыль, поднятая вашим частым дыханием, оседала на вашем же лице? А дышали вы часто, потому что грудь, стесненная камнем со всех сторон, не могла принять много воздуха? Бывали ли вы когда-нибудь в том положении, когда за раз можно было продвинуть не дальше ноготка собственного тела? Обнимали ли вас так крепко, что остались бы парить на месте, даже поджав ноги? Если нет, я назову вас величайшим счастливчиком и величайшим несчастным, ибо только тот, кто не имел, но получил возможность дышать полной грудью, может в полной мере ощутить всю прелесть каждого глоточка воздуха; кто не имел, но получил возможность двигаться куда и как захочет, оценит просторы и свободу движенья каждого мельчайшего мускула своего тела; кто не имел, но получил возможность спать лежа, будет радоваться, растянувшись на земле. Позвольте мне поведать вам о том, как рискуя жизнью, я преодолевал...
На ночь они остановились в хижине одной из заброшенных деревенек. В одичавшем саду Карим набрал немного выживших овощей, из них смастерили себе поесть. Сутулый напомнил, что кое-кто выдавал себя за охотника, Карим любезно предложил поискать мышей, благородный велел обоим замолчать и заступать на караул. На том и угомонились.
Под кровом темноты до них добрался ливень. Шатал худые стены, грохал кровлей, пугал раскатами грома лошадей. Через дыру на крыше на плечо Карима полился тонкий ручеек холодной водицы. При помощи нехитрых манипуляций и прямой голой веточки, Карим отвел поток на шею сутулого, сладко уснул.