Небесные
Шрифт:
Круг влетает в крепость первым. Его люди должны пробиться к главному входу, поднять решетки и опустить мост. Хард окидывает быстрым взглядом строй. Личный - натренированный, безупречно ровный, проверенный годами и битвами; ановский - кривой, придавленный к земле тяжестью доспехов. Он отставил их назад, в крепость войдут последними и только при необходимости.
В Дымроке хаос. Хард прислушивается: клацанье мечей, железный топот, вскрики. Над этой сумятицей поднимается отдаленный женский крик. С грохотом обрушивается еще одна башня, скатываются камни. Кто-то оказывается под завалом. В нетерпении мнутся воины Дакруха. Они должны были попасть в крепость раньше других, но уступили королевским. Теперь вся заслуга достанется синим. Судя по звукам, бои перемещаются ближе к главному входу. Хард натягивается. Все ближе и ближе. Со стен коричневая кожа продолжает обсыпать солдат стрелами. Время тянется медленно, кажется, что штурм начался века назад.
Мост дрогнул. Кто-то,
Харду доводилось биться со многими. Высокие худосочные мирасцы двигались неуклюже, будто отрывание стопы от земли причиняло им физическую боль. Они стояли на месте и лишь меняли положение корпуса. Сражаться против таких как кости обгладывать. Головорезы из Гиблых болот, поджарые, жилистые, нападали скопом. Кружили, тявкали, и пока кто-то отвлекал внимание ложным выпадом, подкрадывались сзади. Отскакивали резво, клацали зубами, рисковать не любили. Наемники наступали открыто. Воевали за деньги, действовали с благоразумием, но совершенно предсказуемо. Необдуманных действий не свершали, за подвигами не гнались. Хорошая, бездумная тренировка для оттачивания навыков. Труднее приходилось с дымчатыми. При угрозе потомки полоумных колдунов распадались в пыль и собирались воедино уже в другом месте. Не всегда в том виде, из которого рассыпались. И не всегда в единственном числе. На глазах Харда два клубка пыли, столкнувшись в воздухе, собрались в вместе, раскидав лишнее. Собравшийся из разных частей монстр рухнул на колени, не обращая внимания на занесенный меч, и тряпкой принялся протирать камни.
Техника гаронцев отличалась от остальных. Хард еще не видел такой атаки, когда использовался каждый кусочек тела. Согнутое колено - чтобы устоять, локоть - чтобы пережать горло, поднятые плечи - чтобы прикрыть шею. Ни единого лишнего движения, все скупо и выверено, на их фоне солдаты с широкими махами и долгими шагами выглядели запущенными разозленной женщиной поленьями. Пользовались окружением по максимуму, находили применение всему. Оставшийся безоружным гаронец прыгнул на соперника с лестницы, вонзился ногтями тому в глаза, крупными зубами вгрызся в нос. Оглушенный болью солдат рухнул, двумя сильными ударами его наездник размозжил ему голову о мостовую, кинулся на следующего. Хард прикончил его одним взмахом.
На одно движение риссенца приходилось два-три движения гаронца. Солдат спасало только наличие металлических пластин. Харду пришлось переделываться. От топтаний уклонялся, держал путь наверх. Вновь женский крик.
Из башни выбежал Круг, схватился с плечистым. В скорости не уступал, значит, переделался еще раньше. Уклонился от удара, пропустил вперед, развернулся, вонзил меч, принялся за следующего. Хард убрал того, что целился Кругу в спину, добрался до ступеней, поднялся вверх, на платформы на стене. Поверхность неровная, но сражаются и тут. Хард не видит никакой организованности. Есть техника боя, но нет стратегии и плана. За такой просчет генерал Маловер бы уже три шкуры спустил. Сверху все прекрасно просматривается. На запад и восток разбегаются две шероховатые змейки стен, сворачивают на север, где смыкаются через несколько поворотов. Между ними - город. Старинный, построенный тысячелетие назад. Отсюда видно высокие дома, городскую площадь, статую Ярока с воздетыми к небу руками и запрокинутой головой. Подношения у его ног. Местных жителей нет. Убиты или заперты - разберутся позже. Сейчас не до того.
Зависшего на краю гаронца просто толкает мечом. Тот летит вниз, разбивается. Нужный Харду человек дальше, до него еще нужно добраться, не упустить и не отдать другому. Тот же женский вопль. Он уже начинает действовать на нервы.
– Сзади!
– кричит Круг.
Хард не успевает обернуться. Плечо обжигает. Ощерившийся кочевник задирает губу, кажет зубы. Все лицо сморщено, нос - хищный, вытянутый, жадно глотает запах. От меча легко отскакивает, рычит, бьет кинжалом. Хард успевает прикрыть шею наручем, кинжал отскакивает, но тут же летит в ногу. Хард отступает. Кочевник не замахивается, он ищет, куда воткнуть острие и вместить его до самой рукояти. Таких мест немного, Хард получает преимущество. Он отводит руку назад для удара, открывая другое плечо, гаронец тут же подскакивает ближе, и Хард до упора всаживает в живот кочевника собственный, вытащенный мгновением раньше кинжал. Тот оседает, изо рта булькает кровь, руками со всей силы вцепляется в ноги Харда. Хард наклоняется, чтобы отцепить руки, в этот же момент над его головой пролетает топор, запущенный снизу.
С бойниц видно собственное войско, раскинувшееся по ту сторону рва. Не задействованы только люди министра торговли, железными травинками рассеяны по земле. Не будь на месте сотника, давно бы сбежали, рассосались по лесам да долинам, затаились на дне. Наследник восседает на лошади, наблюдает за штурмом. Рядом - кособокая фигура прислужника.
Рагон равнодушен. Он весь в чужой крови, но ни секунды не стоит на месте. Шаг - укол - поворот - взмах. Мимо проносится конь без всадника, Рагон отвлекается на него, затем на нового противника, не замечая, что из угла выскакивает еще один гаронец. Сердце Харда пропускает удар. Как бы ни был хорош Рагон, ему конец. Хард даже не успевает подумать, что дала бы ему гибель соперника, как топор уже летит в гаронца. Все в груди Харда холодеет, когда точный удар сражает кочевника, и совершенно невредимый Рагон продолжает свою пляску. Хард готов взреветь.
Совершенно механически он разрубает очередного гаронца в клочья, идет дальше. У одной из башен видит того, кого искал, направляется к вождю. Физическим недугом камаль пользуется как преимуществом, солдаты не успевают понять, как разворачивается, с какой стороны ждать смерти, пластами усеивают каменный пол. Вождь не стоит на месте, постоянно перемещается, словно опасается, что если останется на одном пятачке земли, пятки приварятся к камню. На шкурах два-три пореза, даже не окрашенных красным, по бокам висят кожаные мешочки. Рассмотреть их не позволяют тощие колени гаронца, бьющиеся словно в припадке. Хард не успевает подойти ближе, вождь бросает в него один из комьев, тот падает, ударившись о пластину, и вдруг распускается. Из него прорастают шипастые стебли, облепляют лодыжки, ползут выше. Точки, где шипы протыкают кожу, мгновенно немеют, Хард падает на колени, стебли стягиваются вокруг него, сдавливая грудь, ища живую плоть. Тотчас рядом возникает камаль, заносит нож. Хард успевает полоснуть того по истеричным коленям, вождь охает, отступает, в Харда летит еще один мешок. Упав, тот мгновенно начинает собирать вокруг себя каменную пыль, мелкие частицы, камни, завихривая их вокруг Харда. В промежутках вихря Хард видит приближающегося камаля, боковым зрением - бегущего Дакруха, но командир слишком далеко, не успеет. Собрав все силы, Хард переваливается через стену, летит в ров.
Полет недолог. Хард со всей силы ударяется о воду, идет ко дну. Рой камней, столкнувшись с жидкой средой, наконец, утихает. Остается выдрать с себя чертовы веревки и вынырнуть, однако стебли не поддаются. Хард напрягает руки, веревки тут же обнимают их, привязывают к туловищу. К ногам возвращается чувствительность, немота проходит, но теперь накатывает боль. В легких заканчивается воздух, и Хард начинает терять самообладание. Утонуть в канале слишком недостойно, семья покроется позором на десять поколений вперед, его имя станет родовым проклятием. От нехватки кислорода голова готова лопнуть. Хард отталкивается от дна, выныривает на поверхность, глотает воздуха, но вооружение уже тянет его вниз. Погружается в мутную, дурно пахнущую воду, пытается вытащить кинжал. Шипы тут же вонзаются в ладони, кинжал выскальзывает, но, извернувшись, Хард успевает цапнуть его в падении. Стебли перерезаются тяжело, самые крупные из них уже окостенели, свившись спиралью, молодые поддаются легче. Еще несколько раз Хард подпрыгивал, загружался кислородом, и принимался за работу. Кинжал затупился, молодняк каменел, но Харду удалось прорезать в скорлупе дверцу и выдраться наружу, однако доспехи уже не давали вынырнуть. Когда его труп обнаружат, отцу и сестре сообщат, что он оступился, упал в ров, наглотался воды и утонул. Хард не мог этого допустить. Он попытался избавиться от доспехов, но осознав, что умрет скорее, чем сумеет снять их сам, взобрался на заточившую его скорлупу. Пару минут он просто дышал и унимал сердцебиение, опасаясь сделать хоть шаг, затем огляделся. Впереди - желтая выжженная солнцем степь, значит, он у северной стены, до которой ближе, чем до берега. Наверху до сих пор звуки боя, но какие-то отдаленные, людей нет. Хард пытался придумать, как дотянуться до суши, но здесь ни моста, ни перехода, ни глыб. Багровея от унижения за циркачества, принялся катить ногами скорлупу по дну. То окунаясь, то нащупывая костяк, он докатился до расстояния прыжка, оттолкнулся, бросился грудью на наст, разделяющий основание крепости от воды. Не передохнув, двинулся в обход, вжимаясь в стену. Когда добрался до бреши, оставленной тараном, просто кипел от злости. Взял меч мертвеца и с яростью присоединился к битве.
Перевес был на стороне солдат, но гаронцы не сдавались. Крутились тут и там, честному бою предпочитали грязные приемы, на манер своего вождя. Хард понял, что стало бы с ним, когда заметил солдата в подобной скорлупе. Он оказался запеленат ими как младенец, и насквозь проткнут длинными выростами. Один шип входил в скулу и выходил под челюстью.
По следу из распустившихся спор Хард выходит на самого камаля. Тот еще жив, сыплет своей отравой во все стороны. Справа через кольцо защитников к нему пытается пробиться Рагон. Хард спешит.