Небесный шторм
Шрифт:
И Жаклин, собравшаяся отказаться от интервью, передумала. Она любезно улыбнулась напирающей толпе, из которой продолжали раздаваться выкрики, и подняла руку. Гул затих. Защелкали камеры, вытянулись руки с диктофонами.
– Господа, не надо напирать, – улыбаясь, сказала Жаклин. – Я очень устала, но постараюсь ответить на все вопросы, если это не займет много времени. Задавайте по одному, не надо хором, – и презрительно покосилась на бордовый седан…
– Ну, ты, Варан, и законспирировался! – глушил треск вертолетного двигателя темноволосый крепыш в нелепом одеянии, напоминающем «рабочий костюм» бедуина. – Мы, конечно, рады, что ты нас помнишь, любишь и веришь в наши способности! Но откуда ты взялся, черт возьми? Шесть лет ни слуху ни духу – и вот
– А мне нравится это приключение! – хохотнул сравнительно молодой мужчина – худощавый, с тонкими чертами лица, одетый в такие же сомнительные обноски (их натянули в спешке несколько минут назад). – С детства склонен к перемене мест! Я слышал, после перевода ты ушел из спецназа, Варан? Перебрался в «смежную» фирму? Бытовала молва, что ты уехал в Ливию и тебе так там нравится, что за уши не вытащить? Иначе говоря, ты уже другой?
– Сожалею, мужики, прежнюю версию уже не восстановить! – прокричал Рауль, широко улыбаясь. – Но я тот еще парень, в чем у вас будет возможность убедиться! Позднее обо мне поговорим – расскажу, что смогу! У вас-то все нормально? Чем занимаетесь?
– Да ничем! – захохотал худощавый. – Мы же военные! Ждем войны!
– Ты вроде жениться собрался, Геккон, – напомнил крепыш.
– Точно! – вспомнил спецназовец. – До брака осталось две недели жизни! Собираюсь провести их ударно, чтобы было, о чем вспомнить! А вот у Удава в семье намечается небывалый демографический взрыв! Он скромный, помалкивает! Было их двое, а станет как минимум четверо!
– Что значит, «как минимум»? – насторожился крепыш. – Не хочешь ли ты сказать, что мы кого-то пропустили?
– Ладно, мужики, заткнулись! – прокричал Рауль. – Похоже, нас скоро будут вытряхивать из этого корыта!
– Эй, подожди, Варан! – опомнился худощавый. – А где мы? Ну, на случай, если приземлимся по отдельности…
– Никакой «отдельности»! – засмеялся Рауль. – Обрати внимание – парашюта за спиной у тебя нет! Здесь голая пустыня! До Ниязии, где у меня имеется заточка, шестьсот верст! Там и отдохнем! Увы, мужики, восточнее Ниязии никого не знаю! Но как-нибудь справимся, дойдем!
– Дойдем! – поразмыслив, согласился крепыш. – До Берлина дошли, неужели до какой-то вшивой Ниязии не дойдем?
Древний вертолетик «Белл» дрожал и трясся, как осиновый лист на промозглом ветру. Освещение в замусоренном салоне окончательно садилось. Одна из лампочек погасла, последняя как-то жалобно моргала. Но лица товарищей он пока различал. Похоже, эти двое относились к «командировке» как к забавному приключению. Капитан Серега Болтунов (боевое погоняло – Удав, тогда он только мечтал о четырех звездочках) обильно потел, но он всегда потел – даже если не волновался, – организм такой. По сухощавой физиономии Димки Грачевского (по аналогии – Геккон, в силу юркости и нежелания находиться на одном месте) носились смазанные тени. Но Грачевский улыбался, причем улыбка не выглядела натянутой. «Доулыбаемся», – мелькнула беспокойная мысль. Впрочем, Рауль ее быстро прогнал. Команда отличная, сомнений нет. Время на таких не действует. Он прекрасно помнил, как в 2001-м в «битве» под Самашками безусый выпускник Рязанского военного училища Грачевский вытаскивал его, раненного в ногу, из боя. А Болтунов в это время утюжил из пулемета позиции «духов», а когда кончились патроны, лично задушил двоих – одновременно ногами и руками, – после чего к нему, собственно, и прилипла кличка Удав. А потом в горах под каким-то «юртом», когда их сбросили неудачно (наводчик ошибся с координатами), отступали в лес, прикрывая друг друга, положив при этом дюжину бородачей. Неделю отсиживались в чаще, совершая партизанские вылазки. Сжималось кольцо окружения, боевиков свозили на грузовиках, а спецназовцы до последнего резались в «Тысячу» крошечными сувенирными картами. А когда оставили с носом Болтунова, похихикали, дружно выбрались из оврага и так ударили по кольцу, что оно треснуло и рассыпалось…
Ночь была в разгаре. Винтовая машина миновала каменные бугры, похожие на кладку гигантских яиц, и резко пошла на снижение. Приземляться не стала – зависла в метре от земли. Похоже, пилот был не самым мужественным из купленных ГРУ египтян. Люди в развевающихся лохмотьях, чертыхаясь сквозь зубы, спрыгивали на землю, отбегали, придерживая войлочные шапки, чтобы не сдуло ветром. Нервы у пилота были не железные – последний из группы едва успел спрыгнуть, как вертолет взмыл вверх, поболтался несколько секунд, неуклюже развернулся и подался на восток – от греха подальше. Затихал стрекот.
Спецназовцы находились в безлюдной пустынной местности. Буераки, глинистая почва, редкие колючки на куцых стебельках. Иссиня-черная ночь накрыла пустыню. Звезды переливались, как гирлянды. Но на востоке, в тех краях, куда умчался вертолет, небо уже серело, намекая ночи, что пора и честь знать. Часа полтора у спецназовцев еще оставалось.
– Все в порядке? – Рауль привстал и отряхнулся. Зашевелились остальные.
– А хрен поймешь, – признался Грачевский. – Ты уверен, что мы в Ливии? А не, скажем, в Египте или в Судане?
– Да, – усмехнулся Рауль. И пошутил: – Уж поверьте моему обонянию, товарищи офицеры. Мы в нескольких километрах от границы, в древней провинции Киренаика. На западе верстах в восьми – городок Эль-Гамея, территория ливийских повстанцев. Во всяком случае, несколько дней назад солдат правительства там еще не было… Дорога открыта, парни. Марш-бросок четыре километра, выйдем из опасной зоны. Вертолет могли и не заметить, но береженого, как говорится…
– Ты видишь дорогу, Варан? – изумился Болтунов.
– Сделай шаг, Серега, и дорога появится сама собой, – процитировал Стива Джобса Грачевский. – Чем тебе не нравится? Вроде ровно. Эх, верблюда бы сюда. И автоматик – хоть какой, пусть самый маленький…
– Бежим, бежим, – ухмылялся Рауль, – товарищи стреноженные бедуины. А что касается транспорта и оружия, то в этой стране всего перечисленного – как грязи. Нужно только подобрать…
Пророк Илья – святой покровитель десантников – пока берег своих подопечных. Они бежали, растянувшись цепью, перепрыгивая через кочки и ямы, поглядывая на небо, хранящее молчание. Почти не говорили, берегли дыхание. Забились в щели, когда послышался далекий стрекот, «сроднились» с ливийской пустыней. Но моторы гудели в стороне – помчались дальше. На пятом километре сделали привал, отдышались.
– Не устали? – подначил товарищей Рауль.
– Нет, – отозвался Грачевский, – но заряд оптимизма пошел на убыль. Если до Ниязии, как ты говоришь, шестьсот верст, а мы пробежали только четыре…
Болтунов помалкивал – стащил со спины сплющенный рюкзачок-котомку, испил воды, разлитой в бутылки работниками египетской пищевой промышленности, и замурлыкал: «Есть на севере хороший городок…»
– На западе, – поправил Рауль. – Осталось четыре версты, максимум шесть.
И снова российский спецназ покорял пустыню – благо ночью в ней было не жарко. Рауль опасливо оглядывался – серость на востоке уже доминировала, ночь отступала, гасли звезды. Городок Эль-Гамея раскинулся в покатой низине, за вереницей изломанных возвышенностей. Десантники лежали за укрытиями из камней, изучали ситуацию. Городишко был так себе, что-то вроде большого села. Глинобитные хижины на окраинах, беленые заборы, стены практически без окон. Колченогие деревца, пустыри с разбросанным мусором. Дома на окраинах походили на руины – возможно, их покинули много лет назад, а ветра и прочие стихии завершили процесс, возможно, их и в самом деле… подорвали. Ближе к центру этажность подрастала, высились стреловидные минареты, проглядывал купол мечети. Муэдзин пока не надрывался. Складывалось впечатление, что городок еще не проснулся. Этим надо было пользоваться. С дорогами (входящими и выходящими) в городке, похоже, был полный порядок, в сиреневой дымке просматривалась заправочная станция, но машин в ее окрестностях пока не было.