Небесный Сион
Шрифт:
Она на какой-то момент застыла перед дверью, ведущей в кабинет, собралась с мыслями, ещё раз припоминая все подробности, при которых был найден полуобнажённый труп молодого мужчины и – слава Всевышнему – живой мальчик.
Изабелла постучала в дверь. Её отворила молодая прислужница.
– Сестра Изабелла, я рада видеть вас в добром здравии. – Коротко заметила она. – Я тотчас доложу матери-настоятельнице о вашем приезде…
Изабелла вошла в крошечную приёмную, предназначенную для ожидания. Вдоль стен стояли простые деревянные скамьи, ибо устав босоногих кармелиток запрещал монахиням владеть предметами роскоши.
Ожидание продлилось
Констанция де Лаваль, кузина Жанны де Лаваль, жены Рене Доброго, вот уже несколько лет возглавляла обитель. Недавно ей минуло тридцать пять лет, она ещё не потеряла своей прежней красоты и стати, которые не принесли ей счастья, а лишь разочарование в мирской жизни.
Констанция постриглась в монахини почти десять лет назад и не без покровительства Рене Доброго, герцога Провансальского, заняла столь почётный и ответственный пост.
Вот уже три года Констанция де Лаваль возглавляла святую обитель, умело преумножая доходы монастыря, проповедуя благочестивость, милосердие и аскетичность. Она активно помогала детским приютам, госпиталю, странноприимному дому, и даже не чуралась общаться с женщинами лёгкого поведения, если те решили покончить со своим грязным ремеслом и встать на путь истиной веры.
Хотя идея аскетичности, которую предусматривал устав ордена босоногих кармелиток, всё более утрачивала свою актуальность, настоятельница старалась не уподобляться ни францисканцам, излишне погрязшим в роскоши; ни цистерианцам, склонным к чревоугодию, ни августинцам, презревшим заповеди святого Августина; ни клариссинкам, кои свои обители всё чаще превращали в вертепы разврата [33] .
33
Францисканцы, цистерианцы (цистерцианцы), августинцы – мужские монашеские ордена в средневековой Европе. К сожалению, не всегда вели благочестивый и аскетичный образ жизни. То же самое можно сказать про некоторые женские монастыри ордена клариссинок. В это время, а именно в XV веке, институт монашества постепенно утрачивал своё изначальное предназначение.
Настоятельница восседала на простом дубовом кресле с высокой спинкой. Её облачение было сшито из той же грубой шерсти, что у монахинь, единственной роскошью, которую себе позволяла патронесса это – изящные чётки из бирюзы, некогда принадлежавшие её матери. В остальном же настоятельница была строга и не злоупотребляла своими привилегиями.
Её кипельнобелый апостольник резко очерчивал овал лица и придавал ему особенную аристократическую бледность, отчего алые губы, с годами не утратившие ни цвета, ни соблазнительной припухлости, казались неестественно яркими.
Изабелла всегда робела в присуствии аббатисы. Вот и сейчас она ощутила, как по спине пробежал предательский холодок. Монахиня постаралась взять себя в руки и поклонилась аббатисе. Та ответила кивком головы и улыбкой.
– Надеюсь, ваше путешествие в Валанс не стало обременительным? – произнесла она на редкость мягким голосом.
Но Изабелла прекрасно знала, что за этой мягкостью скрывается железная воля.
– Нет, мать-настоятельница… – ответила монахиня и тотчас поправилась: – Вернее – почти нет. Дело в том, что на обратном пути мы
Настоятельница осенила себя крестным знамением. Изабелла последовала её примеру.
– Увы, сестра, ещё остаются в миру заблудшие души… Убийство – великий грех.
– Так вот, мы не смогли оставить несчастного ребёнка на произвол судьбы и привезли его в монастырь. Мальчик пережил сильное потрясение и очень плох. Всю дорогу он находился в забытьи…
– Вы правильно сделали, сестра. Я непременно позабочусь о ребёнке. – Одобрила настоятельница. – Возможно, нам удастся выяснить: откуда он родом? И есть ли у него родные?
– Очень на это надеюсь, мать-настоятельница. Ребёнок, несомненно, из знатного рода…
Настоятельница удивлённо вскинула брови.
– Вы говорите с такой уверенностью, сестра!
– Да, мать настоятельница. Дело в том, что на шее мальчика надета цепочка с камнем удивительной красоты.
Настоятельница задумалась…
– Надо срочно сообщить прево и эшевену [34] . Надеюсь, что злоумышленников настигнет не только карающая длань Господа, но и карающая длань закона и они поплатятся за свои злодеяния. По поводу закупок отчитаетесь позже, сестра. Сейчас следует позаботиться о мальчике. Он ранен?
34
Эшевен – представитель власти в средневековой Франции, почти тоже, что и мэр. Назначался наместником.
Изабелла перекрестилась.
– Господь отвёл от него руку нечестивцев. На ребёнке разве что несколько царапин… Я осмотрела его с особым тщанием.
Настоятельница резко поднялась с кресла.
– Идёмте, сестра. Не будем терять время.
Бернар открыл глаза. Первое, что он увидел – это побеленный каменный свод монастырского госпиталя.
Мальчик лежал в углу в некотором удалении от больных, помимо этого его отгораживала ширма.
Он попытался двигаться: пошевелил сначала руками, затем ногами. И с радостью обнаружив, что может это делать, сел на кровати.
Из-за ширмы появилась монахиня в сером просторном одеянии и белом апостольнике.
– Наконец-то ты очнулся, – сказала она и приблизилась к Бернару. Мальчик ощутил, как от монахини струится приятный аромат трав. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо… – едва слышно сказал мальчик и испугался, голос показался ему чужим. Он немного помолчал и спросил: – Где я?
– В монастыре, – коротко ответила настоятельница.
Мальчик потёр лоб ладошкой.
– А он?
Настоятельница догадалась, что речь идёт о том самом убитом мужчине, обстоятельствами гибели которого занимается здешний прево. Но, увы, в своём расследовании он не слишком-то продвинулся.
– А что ты можешь сказать о мужчине, который сопровождал тебя?
Мальчик пожал плечами.
– Он охранял меня… А потом почему-то увёз… Кажется, тоже из монастыря… Не помню точно какого… Но монахи называли себя вало… Нет не помню… – Бернар снова потёр лоб ладошкой. – Голова немного кружится…
Настоятельница догадалась: о каком монастыре идёт речь.
– Вероятно, вас приютили валломброзанцы, – предположила она.
Мальчик кинул.
– Возможно, я точно не помню…
– А ты помнишь своё имя?