Небо Мадагаскар
Шрифт:
– Я Нести, – сказала она. – Можно войти?
– Входите, – дал разрешение Мага.
Нести вошла и села за стол. Мага налил ей чай.
– Я ненадолго, просто мой парень на работе сейчас, а мне стало скучно. Знакомый дал ваш адрес, сказал, вы интересный писатель. Можно с вами болтать.
– Ну, можно, и я не против.
– Тогда скажите, торт – это СССР. Да?
– Допустим, – сказала Нада.
– А СНГ – это тот же торт, но нарезанный.
– Мысль ваша ясна, – не удивилась Нада.
– Ну, день рождения, например, праздник 1991, торт надо
– Выходит, СНГ обречено, будущее его в желудках, – заметил Мага.
– Видимо, так. Ничего не поделать, – согласилась Нести.
– Можно построить другую схему, – возразила Нада, – торт стоит, а рядом с ним пирожные – Россия, Украина, Грузия, Беларусь.
– А, ну не все вступили в СНГ. Не все хотят быть съеденными, – расхохоталась Нести.
– Конечно, – согласился Мага, – ведь евреев уничтожали за то, что они евреи, а армян и русских за то, что русские – армяне, а армяне – русские.
– Интересная мысль, – отметила Нада, – но лучше сидеть в кафе, курить, пить кофе и говорить это всё.
– Рано идти в кафе, – возразила Нести. – Давайте устроимся здесь, создадим кафе тут. Задернем шторы и зажжем свечи.
– Ну хорошо, – сказал Мага.
– Вот книга открытая – это птица, – продолжала Нести, – птица в полете, закрытая – птица сидит, на ветке или земле, то есть чем дальше птица, тем она понятнее и доступней. Птица, летящая на юг, – это роман. Птица по городу есть рассказ. Птица может быть орлом или голубем. Книга может съесть книгу. Книга может спариться с другой книгой и породить новую книгу.
– Вы на философском учились? – спросила у Нести Нада.
– Нет, просто философия везде, всё, что мы видим, есть философия.
– И поэзия, – добавила Нада. – И вообще, подсолнухи и тыквы есть головы, грызть семечки – впитывать животом мысли, мышление, философствовать телом. А дыни и арбузы такие головы, чьи семена порождают только головы, воспроизводят самих себя. Они нарциссы.
– Конечно, – отметил Мага, – но они вкусны, потому что художник, рисуя картину, порождает ребенка, только другим путем. Из дома бывает один выход, но бывает и два.
– Дом – это женщина, – согласилась Нести, – и его могут ограбить: когда женщина спит, из нее могут выкрасть ребенка.
– Понятное дело, – нашлась Нада, – и к тому же мужчина и женщина – одно целое, арбуз, дыня или тыква, но так их нельзя есть, и потому человек берет нож и делит их. Причина смерти есть голод.
– Какой человек их делит? – не поняла Нести.
– Вообще человек, – за Наду ответил Мага.
– Мужчина или женщина?
– Ни тот, ни другой. Человек – это третий пол, – продолжила Нада.
– Трансгендер? – спросила Нести.
– Нет, человек вообще. Голый. Который снял с себя мужскую или женскую одежду. Потому что пол есть одежда. А человек – это тот, кто гол, даже если он одет в шубу и в валенки.
– Интересно, – промолвил Мага, – раньше писатель брал перо – пенис – макал в чернильницу – вагину – и писал. А теперь – ручка, можно долго писать, очень долго, а потом покупать новую или менять стержень.
– Понятно, – сказала Нада, – раньше литература была сексом, теперь она – онанизм.
– Ну, знаете, – возразила Нести, – это все прекрасно, но сейчас пишут пальцами, сейчас человек отдает всего себя своему творчеству, потому что пальцы – черви, они пожирают человека с одной стороны и выделяют его в виде экскрементов с другой.
– Неужели любое письмо сейчас есть дерьмо? – удивился Мага.
– Почему? Некоторые считают, что все пальцы – пенисы и любое письмо есть оргазм. Черное-черное семя, – сузила глаза Нести.
– О, это круто, – промолвила Нада и уронила стакан. Тот полетел навзрыд и приземлился в небо. Знакомые рассмеялись, плюнули себе на ладони и растерли по щекам. Курнули марихуаны из Гянджи, потанцевали в дыму и выпотрошили воблу, плывущую у них в головах и не находящую в них приюта. Расплакались под воздействием наркоты по имени Бродский, и Нада сказала:
– Наркотики – это не конопля и гашиш. Наркотики – это Бродский, Маяковский и Блок.
И трое пошли на улицу.
6
Сели на лавочку возле дома, подошла Лейла, подруга Нести, и все пошли в клуб «Дагестан». Сели за столик и заказали вермут, потанцевали малость и приступили к выпивке.
– Полумесяц – это ободок на голове, – сказала Лейла. – Когда месяц округлится, он станет лицом, девушка будет смотреть с флага Азербайджана и Турции.
– Лейла? – спросила Нада.
– Не обязательно, – ответила она.
– А почему боком?
– Лейла спит, – рассмеялась Лейла. – Азербайджан – это сказка о спящей царевне. Никто не любит армян сильнее, чем азербайджанка и турчанка.
– Думаешь? – спросила Нести.
– Не думаю – знаю.
– По себе? – продолжила Нести.
– Ха-ха-ха. Кончай провокации.
Все выпили вермута, плеснули бензина на свои сердца – угли, ждущие ветра. По-бродски покурили и заказали наргиле. Лейла подкрасила губы и поправила волосы. «Здесь есть книги? Набоков точно должен быть. Без него в клубах нельзя. Хоть и чуждо мне это все. Люблю воздух и лавочки. Ну, или уютные кафе, где можно курить и писать. Надо бы открыть кафе «Бодрийяр», да не мое это дело. Ну да ладно. Пустяк». Мага позвонил Вику и позвал его. Вик – его здешний знакомый – резался в приставку, но обещал приехать.
– Кому ты звонил? – спросила Нада.
– Вику.
– Я его знаю?
– В общем, возможно все.
Нести поперхнулась дымом, закашлялась, Мага принес ей воды, успокоил знакомую, привнес в ее внутренний мир цитату из горной реки. Нада поднесла платок к краю глаз, по очереди смахнула слезинки.
– Ты плачешь? – спросил ее Мага.
– Нет. Впрочем, да. Просто чувствую конец вековечной истории, будто она подходит к концу и потом все будет по-другому. Мы будто выбрались из колодца.