Небывальщина
Шрифт:
— А я вотъ какое теб слово скажу, другъ ты мой любезный… Добро ужъ ты мн какъ-то по душ пришелся: какое теб слово скажешь, слово душевное, то слово у тебя въ душ, въ твоей душ то слово отзывается).. Вотъ что я теб скажу: вспомнишь про свою жизнь, и теб сказалъ — нутро воротитъ, а все, кажется, только про то бы и толковалъ. А знаешь, отчего все это бываетъ?
— Да, братъ…
— Нтъ, вотъ я тебя, братъ, еще спрошу: любилъ-ли ты свою прежнюю полюбовницу, какъ сестру свою родную? Сестру родную отъ одного съ тобой отца-матери?
— Что-то ты загадочно говоришь…
— То-то загадочно!.. Для тебя загадочно, а для меня быль… да такая быль, что вспомнишь и самъ не знаешь, что на сердц длается: я жутко становится, и радостно-то!..
Мы помолчали нсколько минутъ, а можетъ быть и четверть часа.
— Ты знаешь, какъ я женился? спросилъ онъ меня.
— Нтъ, не знаю.
— Не знаешь. Вотъ я теб разскажу. Въ нашей деревн нашъ первый дворъ: и хлба всегда вволю, и лошади, и скотина всегда противъ людей водилась, да и теперь, пока Богъ грхамъ терпитъ, отъ людей не отстаемъ. А я и теперь, какъ видишь, все-таки впередъ людей гляжу; а былъ молодъ: первое разъ — изъ богатаго дома, другое — изъ себя парень красовитый былъ; ну, и тоже надо сказать, работа изъ рукъ не валилась: косить, что ли тамъ, — всегда передомъ иду. Вотъ по этому то самому случаю первымъ женихомъ по деревн,
Словно кралечка написанная,
Да изъ картонки вырзанная.
И спознался я съ этой Анной Петровной, а и спознался съ Анной почитай обманомъ. „Я тебя, говоритъ, всмъ сердцемъ, всей душой своей люблю; сколько силы-мочушки у меня есть, всю за тебя отдамъ! Бери меня, какъ есть я теперь двка… ни въ чемъ теб запрету нтъ; только не губи ты меня понапрасну, объяви: возьмешь замужъ за себя?“ Да такъ стала жалостно, да любовно говорить… А сама-то все дрожитъ, что меня ажъ проняло… А я былъ на двокъ ходокъ… Какъ взглянула на меня — все бы такъ ей и отдалъ, такъ бы на ней и женился… Куда тутъ думать о другой двк… Я сталъ тутъ божиться, что во всю свою жизнь буду ее любить, что коли батюшка-родитель не соизволитъ на ней жениться, ее за себя замужъ взять, во-вкъ ни на комъ не женюсь; а будетъ неволить — въ солдаты наймусь! А она опять свое: „Ты, говоритъ, не бойся мн правду сказать; мн все едино, кром тебя за мужъ ни за кого не пойду: кого любить, любить буду, я людей не постыжусь… Хоть на день, а ты меня полюбишь…“ Я ей опять клясться, божиться… Такъ мы съ ней и спознались… И жили мы съ ней передъ людьми хоть и зазорно, а межъ собой хорошо: ни я противъ нее слова, ни она супротивъ, — ни — Господи Боже мой!.. Вотъ и жили мы такъ-то до того самаго слова батюшкинаго, до того слова батюшкинаго, что пора пришла время жениться. А батюшка спровдалъ про Анну: вс на деревн ужь знали, что я съ этой Анной живу… Такъ батюшка такъ думалъ: Анна хоть и не изъ хорошаго дома, да двка работящая, въ дому будетъ помощница, а вс ужь знали, что она только и свту видла, что во мн; и батюшка про то зналъ. Такъ онъ отъ этой свадьбы и не прочь былъ, а еще для моей же души хлопоталъ, чтобъ я съ Анной не въ грх жилъ: закономъ бы весь грхъ поршилъ. Хорошо. Только сказалъ мн отецъ: женись, — я сталъ думать: я изъ дому хорошаго, за меня пойдетъ замужъ не то что любая двка по нашей деревн, а и по всему околодку — стоитъ только кличъ кликнуть!.. А про ту Анну сталъ я такъ думать: до суда Божія, до внца, еще она со иной спозналась, а женись на ней — вс люди на смхъ поднимутъ: на распутной двк, скажутъ, женился!.. Только я такъ думалъ, думалъ, и надумалъ, что Анна мн не жена. Отецъ больше приставать — женись! а я больше думать: Анютка мн не жена! Сталъ я присматриваться къ другимъ двкамъ… И приглянулась мн двка, Марьей звать, теперь жена мн… Первое изъ семьи богатой, родня тоже, двка работящая, изъ себя видоватая… Отецъ говоритъ: „женись! на комъ хочешь, говоритъ, женись!“ — Онъ все думалъ, что я на Анну укажу. А я посл своихъ думъ и говорю: „если поизволишь, посылай сватовъ за Марью!“ Отецъ посмотрлъ на меня, посмотрлъ, да такъ не хорошо посмотрлъ. — „Не будетъ ли, дитятко, грха на твоей душеньк?“ говоритъ отецъ, а я молчу. — „Что-жь, посылать сватовъ за Марью?“ — „Посылай“, говорю отцу… Послали сватовъ, тамъ рады. Дло сразу подлали: поршили свадьб быть на Михайловъ день — у насъ престолъ. Съ той поры я къ Анн ни ногой, а до свадьбы еще таки оставалось: Марью ту пропили за меня еще до Покрова. И все-то времячко я и самъ не свой; жду не дождусь, какъ съ Марьей подъ внецъ стану: Марья была двка смирная, тоже умная, да только какъ взглянетъ, бывало, на меня, такъ, бывало, вся и зардетъ. Малый-то я ужь очень изъ себя ловокъ былъ, — вотъ оттого-то я и любилъ больше Марью. Анн, бывало, что скажешь про свое, она скажетъ, что дло, а что не дло, то какъ топоромъ отрубитъ: ты, говоритъ, не дло говоришь. Вотъ такъ и такъ это дло повести надо… А ты и стоишь дуракъ дуракомъ, и при всемъ люд хоть псню пой:
Красна двица колодца
Поборола, поборола!
При всемъ честномъ люд
Осрамила, осрамила!.
А ты стоишь! А посл по ее сдлаешь — и выйдетъ такъ!.. И не то, чтобы она говорила какъ нибудь это, хотя меня на разумъ навести, али съ насмшкой какой. Нтъ. А такъ просто: добра мн ищучи!.. А мн передъ ней какъ-то совстно… Марья не то: что скажешь ей — все хорошо; сама видитъ — плохо, а говоритъ — хорошо! Вотъ и теперь: что бы ты ни задумалъ сдлать — все хорошо; пьянъ напьешься — и то хорошо: „Посл трудовъ повеселить себя надо!..“ А врное слово теб скажу — до пьяна я безъ дла не пью:- престолъ когда у насъ, али на свадьб у кого, на крестинахъ; а такъ чтобы — ни-ни!.. Въ одномъ только и поперечитъ: съ дтьми не мутить! Что хочешь длать длай, а дтей своихъ не обижай!.. Такъ окрысится, хоть на кого, что по невол отъ нея отойдешь!.. Вотъ какая!.. А не тронешь дтей — что хочешь, то и длай, слова поперечнаго не услышишь! Вотъ за самое за это и полюбилась мн Марья. Какъ теперь помню: жду не дождусь того времячка, какъ съ Марьей подъ внецъ стану судъ Божій принять. Только пришло и то времячко… во вкъ мн его не забыть!.. Стали свадьбу играть — я былъ радостенъ. Все справили, какъ законъ велитъ; похали въ внцу въ Божью церковь… А надо хать мимо двора Петрова, того двора, гд Анна та Петровна жила. Какъ похали мы мимо Аннина двора, а Анна-то стоитъ на крылечк, схватилась за столбы точеные, — такъ бы ей и на ногахъ не устоять: вся дрожма дрожитъ!.. Какъ увидала меня радостнаго, да веселаго, мимо ея двора съ другой въ внцу дучи, да какъ вздрогнетъ, да какъ крикнетъ: „Прощай, другъ! На тебя, душа, мой прежній полюбовничекъ, не сержуся!“ — Такъ меня отъ этихъ рчей словно варомъ окатило!.. И сказала т самыя рчи при всемъ при народ: самъ знаешь, со свадьбой сколько народу детъ, а она никого не постыдилась, сама покаялась-была полюбовницей!.. „Была полюбовницей!“ такъ и стоитъ въ ушахъ у меня… А какъ глянулъ на Машку, на невсту на свою — духъ замеръ. Допрежь этихъ словъ въ Машк своей души не слышалъ, а теперь рыло свое поворотить къ ней — просто мочи нтъ!.. Какъ пришли въ церковь Божію, какъ насъ попъ-батюшка
Какъ кинулся я — не въ избу, гд родители, родственники радости дожидались, а кинулся я куда глаза глядятъ!.. Не день прошелъ такъ, не два, а сколько недль, — силъ моихъ не стало!.. Пришелъ я опять къ Анн Петровн. — „Силъ моихъ нтъ, Анна Петровна, безъ тебя прожить; давай еще съ тобой въ любви поживемъ!“ — „Нтъ, говоритъ, другъ, ты теперь законъ принялъ, въ закон и живи, а я твоему закону не нарушница!!“ — Сколько къ ней ни приставалъ, одно слово: „я твоему закону не нарушница!..“ Да такъ мн тошно пришлось, что хоть на себя руки поднимай!.. Семья видитъ, дло плохо. Собралась вся родня, стали думать, какъ длу помочь, и поршили: позвать Аннину тетку… А Аннина тетка: родитъ-ли кто, ее зовутъ, горшокъ на брюхо накинуть — ее зовутъ: знахаркой слыла… Позвали ту тетку, стали всей родней ее чествовать. Почествовали ее сколько надобно, и стали говорить: что такъ и такъ — свадьба испорчена; помоги горю, приворожи мужа опять къ своей жен!- „Нтъ, говоритъ тетка:- я ворожить не умю: николи не ворожила… (она не хотла только признаться, а была всмъ завдомо знахарка), николи не ворожила, а по мр силъ на пользу ближняго, какъ Христосъ велитъ, тружусь. Вотъ и теперь такое слово скажу: пусть молодожены оба вмст пойдутъ къ Анют, да и спросятъ у ней христіанскаго прощенія; у Анюты душа ангельская; проститъ, дастъ Господь, Богъ и помилуетъ!“ — Чтожь ты думаешь?!.. Вдь отворожила всю эту порчу свадебную! — Ступай, говорю жен, снаряжайся, пойдемъ, говорю, ты со мной!.. а мн жену-то свою Богомъ данную, и по имени-то назвать было противно!.. Подходимъ мы съ женой къ Аннину двору — боязно; входимъ въ избу, смотринъ, а она, моя голубушка! сидитъ за столомъ, не въ переднемъ углу, а такъ поодаль, за оконичкомъ, правой рученькой головушку подперла, а сама-то вся такая болзная да сиротливая… Какъ взглянулъ я на нее, такъ духъ во мн замеръ! А Анюта сидитъ и не слышитъ, какъ мы въ избу вошли. Мы стоимъ передъ нею, — а она не видитъ… Марья, жена моя, какъ взвизгнетъ, да прямо въ ноги ей кинулась!.. Я за женою — тоже Анн въ ноги!.. Анна какъ взглянула на насъ, что снгъ вся поблла, да какъ бросится на шею въ Марь, да какъ стала ее цловать!.. „Любила, говоритъ, я друга: всю бы душу за него отдала бы. Теперь ты его люби… А я вашему закону не нарушивши!.. А я стою, какъ ни причемъ… Только смотрю: Анна Петровна такая стала веселая… «Садитесь, говоритъ, за столъ: вы у меня гости дорогіе!» — Сли ни за столъ, стали насъ подчивать. Сама налила себ стаканчикъ водки, да и говоритъ: «горько!» — Какъ я посмотрлъ на свою жену: въ первой мн жена за жену показалась!.. И такъ мн на душ показалось радостно!.. Анна говоритъ: «горько!» Я Марью цлую, и не то чтобы по нужд, а такъ какъ надо жену мужу цловать! Смотрю на Анну, на Марью — радуюсь!.. Марья мн жена, а Анна ровно сестра мн родная!.. Пошелъ я съ Марьей домой. — «Пойдемъ, Маша, говорю, задворками». Такъ Маша ажъ вся замлла: въ первые отъ меня посл внца ласковое слово услыхала!.. Посл того Анна Петровна въ Маш понавдываться стала; стала Маша родить, а родины были трудныя, трое сутокъ бдная мучилась!.. Такъ Анна три ночи глазъ съ глазомъ не смыкала! А какъ родился мальчишка, такъ ей радости было, почитай, больше чмъ родному отцу съ матерью!.. Вотъ она какая!.. Теперь у насъ живетъ она въ деревн бобылкою, и только у ней радости и есть, какъ бы моихъ съ Марьею дтей чмъ ни на есть утшить: одному рубашку сошьетъ, другому шапочку какую приладитъ… Живетъ она бобылкою, про бобылокъ ты знаешь довольно; а спроси ты кого хочешь про Анну Петровну бобылку, никто дурнаго слова не скажетъ; а за прежнюю ея гульбу со мной, не то чтобы въ укоръ что сказать или дурнымъ словомъ обозвать, а и такъ никто не промолвится.
Этотъ разсказъ сократилъ мн дорогу: мы подъхали въ самому городу.
— Вы гд будете ночевать, братцы! спросилъ я у городской заставы.
— А гд ночевать?!.. Скоро базаръ начнется; такъ мы прямо на площадь; тамотко и обождемъ.
— Ну, такъ прощайте, братцы! Я пойду гд нибудь въ тепл отдохну.
— Прощай, братъ! — сказалъ одинъ.
— Послушай, брать, прибавилъ другой: — посл ранней обдни выходи на базаръ; продадимъ дрова, станемъ могарычи запивать, теб поднесемъ.
Много спустя, посл ранней обдни я вышелъ на базаръ.
— Эй! парень!.. ступай сюда! ступай!..
Я вошелъ въ кабакъ.
— Забылъ что-ли, заговорили мужики, мои ночные товарищи, что мы общались теб поднести?
— Лтъ, не забылъ, да мн не надо: я и самъ могу васъ поподчивать.
— А ты этого говорить не моги: мы общались, мы и поднесемъ, а твоего не хотимъ!
Я съ ними выпилъ и распрощался, кажется, навсегда.
V
Я пріхалъ въ Орелъ, остановился въ гостинниц; на другой день ко мн входитъ коридорный.
— Васъ спрашиваетъ какой-то господинъ.
— Кто такой?
— Не знаю-съ.
— Зачмъ? Проси.
Входитъ ко мн въ нумеръ баринъ не высокаго росту, прилизанный, въ пальто съ мховымъ воротникомъ, въ калошахъ; шапку, правда, при вход снялъ.
— Здравствуйте, сказалъ онъ, входя въ комнату и подавая мн руку.
— Что вамъ угодно? спросилъ я.
— Мн до васъ есть дло.
— Прошу садиться.
Онъ слъ.
— Чмъ могу вамъ служить? спросилъ я пришедшаго господина.
— Я къ вамъ съ просьбою, отвчалъ баринъ.
— Позвольте узнать?
— Я думаю, что и вамъ будетъ пріятно исполнять мою просьбу; просьба моя такого рода объяснилъ мн, улыбаясь, баринъ.
— Позвольте узнать?
— Вотъ извольте видть: у меня мельница; я отдалъ эту мельницу въ арендное содержаніе, на моей попрудк; сперва мн попрудка ничего не стоила: вышлю лишь мужиковъ, они и запрудятъ; а теперь не пошлешь мужика — шалишь… Я и говорю мельнику: твоя попрудка — бери мельницу; а не хочешь — другому отдамъ. Тотъ не захотлъ взять на себя попрудку, я сдалъ другому; а старый мельникъ въ губернатору. Губернаторъ посмотрлъ на контрактъ и веллъ согнать новаго мельника, а держать по прежнему старому мельнику.
— А и контрактъ былъ у васъ заключенъ съ прежнимъ мельникомъ?
— Былъ! быть-то былъ! отвчалъ баринъ, лукаво, очень лукаво улыбаясь.
— Такъ какъ же?
— Да какой контрактъ?
— Какъ какой?
— Да я тамъ закорючку ввернулъ.
— Закорючку?
— А губернаторъ не обратилъ вовсе вниманія на этотъ пунктъ; это, говоритъ, мошенницкая штука, да и водворилъ стараго мельника.
— Скажите!..
— А у меня дти, я для нихъ долженъ хлопотать! Я хлопочу не для себя: мн, собственно мн — ровнешенько ничего ненужно!..