Неделя колдовства
Шрифт:
Милку поразило ещё и то, что некоторые детали современной одежды у стариков не изменились и теперь каким-то диким образом сочетались со старинными вещами. Степанида Федосеевна, например, напялила свой драный тулуп поверх чёрной молодёжной майки с портретом зловещего Дарта Вейдера в жуткой чёрной маске. Выглядело это и страшновато, и, в то же время, как-то смешно и нелепо.
Лысые, беззубые, скрюченные и скорченные, хромающие, подпирающиеся громадными лесными корягами... Кто - вдвое выше обычного человеческого роста, кто - похожий на маленький лесной пенёк-обрубок... Кто - одет в звериные шкуры мехом наружу, украшенные бисером и
– Шпашла ты, жначить, Вася, швою внучку!
– шепеляво зашипела на них Степанида Федосеевна, когда бабушка вместе с Милкой поднялись на сцену.
– Шперва в город её увежла, от наш шпрятала, а сейчас и шпашла?
– А ты как думала, Стёпа?
– сухо спросила бабушка, пододвигая Милке стул и усаживая её на виду у всех посреди сцены.
– Тебе, старая, не стыдно, между прочим, за все эти делишки? Хорошо, что твой сын в город работать переехал, обо всём мне доложил, так что не позволили мы с ним вашим Ваське с Настькой безобразия творить!
Милка в очередной раз за этот длинный волшебный день открыла рот. Это что же такое получается?! Что эта нелепая старуха... эта старая ведьма... Бабка-Ёжка с костяной ногой - родная бабушка младших Матюшкиных?! Если так - значит, недаром она утром к Милке и Светке подсела за щедро накрытым столом, уставленным заговоренными яствами!
– А што я шкажу?
– злобно зыркнула на Милку Степанида Федосеевна.
– Ты шама, Вася, все наши правила нарушила! Иж ведьм ушла, дочку свою нам на вошпитание не отдала, внучку от нас утаила! Отдала бы швою силу общщщществу - никто твою Милку и пальцем не тронул бы! А ты... и шама силой не польжовалашь, и нам от неё никакой польжы. Эгоижм это, вот што я шкажу!
– и Стёпа воздела к потолку корявый палец.
Ведьмы и лешаки, рассевшиеся в зале пред сценой, глухо загудели, хрипло заворчали, заспорили на разные голоса:
– Верно Степанида говорит, верно...
– Да ерунду Стёпа говорит, сколько можно так жить - по старым отжившим правилам!..
– Люди нам давно уже зла не причиняют, и мы им тоже больше вредить не должны...
– А Милка-то Милованова и должна была стать СтаршОй, вот давайте её саму и спросим...
Милка невольно сглотнула комок в горле и крепко стиснула бабушкину руку.
– Ну, всё?
– насмешливо спросила бабушка, когда лешаки и ведьмы немного успокоились и затихли.
– Все высказались?
Степанида Федосеевна громко высморкалась в какую-то тряпку, но промолчала, лишь продолжала сверлить Милку пристальным недобрым взглядом.
– Когда я выбрала для себя человеческую жизнь и перед переездом в город передала старшИнство нашему заслуженному лешему, старику Коловратову... где он, кстати?
– прервала себя бабушка.
Милка перевела дух: значит, до Коловратова её бабуля была СтаршОй?! Сегодня просто день сюрпризов! Хотя... бабушка же упоминала о том, что она - самая могущественная ведьма в деревне. Так что - ничего удивительного, что она и была когда-то СтаршОй.
– Здеся я, Василиса!
– послышался старческий, тоненький, дрожащий голосок, и в третьем ряду поднялся с места сгорбленный старик. Он выглядел таким старым, словно ствол трухлявого дерева, грозившего вот-вот рассыпаться на мелкие щепочки и древесную труху.
– Ты уж прости меня, Василисочка, что всё так обернулось, - покаянным тоном проскрипел он, свесив голову на грудь.
– Старый я стал, весь свой ум, видать, растерял... Прибежал тогда ко мне твой троюродный братец, Семён Косой, и как стал уговаривать - передай да передай мне старшИнство! А я, говорит, мол, потом тебе часть силы возверну, ты, говорит, Коловратов, молодым опять станешь, сильным... Я ему, охламону, и поверил, эх-ма!
– и Коловратов горестно махнул рукой.
– Уболтал он меня совсем...
– Понятно, - кивнула бабушка.
– А потом Семён отдал старшИнство Ваське Матюшкину, и тот...
– И што, и што, што отдал?!
– зашипела старуха Степанида.
– И правильно жделал, што отдал! Молодым вежде у наш дорога, как в пешне поётшя! Я б и шама ето штаршИншство вжяла, на себя бы приняла, ежели б была чуток помоложе!
– Молодым, конечно, везде у нас дорога, Стёпа, да только не таким резвым да шустрым, как твои внуки Василий и Настасья, - строго вымолвила бабушка.
– На них были возложены совершенно другие обязанности, о чём они в горячности своей, в погоне за силой нашего рода Миловановых, совершенно позабыли!
– Вер-рно, вер-рно, - рыкнул кто-то в зале, совсем как если бы медведь вдруг заговорил по-человечески.
– Васька - солнце красное - должен был за погодой следить, тучи-облака над нашей деревней разгонять, чтобы у нас всегда урожай хороший родился, - гневно продолжила бабушка.
– И то, что он вместе с отцом переехал в город и пошёл учиться в обычную школу, ничуть ему в этом не мешало! Да и в городе Вася мог бы за погодой присматривать, людям больше солнышка осенью и зимой дарить, мальчик он уже большой, в свой срок вошёл, вполне справился бы с этим!
– Правильно, правильно...
– вновь откликнулся кто-то в зале.
– А Настя, наша ночка тёмная?
– продолжила бабушка.
– Её долгом было - следить, чтобы по ночам разбои никто не учинял, чтобы все - и мы, и люди!
– спокойно спали в своих домах и квартирах, чтобы никто их не грабил и не обижал! А они что устроили? Что они, с вашей поддержкой - или из-за вашего равнодушия - затеяли, я вас спрашиваю?!
Бабушка махнула рукой - и вдруг выросла в одно мгновение, как недавно Вася Матюшкин, почти достав головой до высокого потолка актового зала! Милка даже дёрнулась было на стуле от неожиданности, но тут же успокоилась: уж ей-то бабуля никакого вреда не причинит, это точно.
А преобразившаяся бабушка уперла руки в бока и грозно спросила у притихших ведьм и лешаков:
– Так что же, мои хорошие, мы теперь делать будем? Васю, Настю и моего брата Семёна я в НАШЕМ лесу пока что заперла. Выйти оттуда они без моего позволения не смогут, и ты, Стёпа, им ничем не поможешь, нет у тебя такой силы, - бабушка хмыкнула, услышав, как бессильно зашипела Степанида Матюшкина.
– Давайте решать - кто будет теперь над всеми нами СтаршИм... если это старшИнство нам вообще ещё нужно!