Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
— Ничего, ещё привыкните, — отечески успокоил Федор Федорович. — Сперва я тоже всё время путался, а когда принял ислам…
— Приняли ислам?! — в один голос ахнули мы с Липским.
— А в чем дело? У нас свобода вероисповедания! — возразил куратор.
Но, судя по тону, он вовсе не был в этом уверен.
— Так вы, дяденька, басурманин! — маркиз сделал страшные глаза.
Сперанский хотел что-то ответить, но тут подошла официантка, разложила столовые приборы и подала каждому серебряную кастрюльку с дымящейся овсяной кашей.
Затем на стол был водружен кофейник, нарезанный хлеб в плетеной корзинке и тарелка с кружочками сливочного масла, на желтых срезах которых блестели мелкие капельки воды.
Пока Липский приноравливался к каше, я налил кофе и осмотрелся.
Как выяснилось, наши персоны никого не интересовали — все здесь с такой серьёзностью работали ложками, что казались механизмами, а не живыми людьми.
Нет, определенно, не нравилось мне содержание.
Глава седьмая
Покончив с завтраком, мы отправились к месту будущей работы.
Лаборатория доктора Мюссе располагалась палубой выше — пришлось подниматься по широкой винтовой лестнице, где Федор Федорович, задыхаясь, то и дело останавливался.
Похоже, чистый морской воздух не уберегал старца от приступов стенокардии.
Добравшись до цели, он достал блокнот, перелистал и жутковатым загробным голосом огласил соответствующее заклинание.
— Вот сколько раз уже замечал — не любят наши старшие товарищи английского языка! — послушав мистический прононс, заметил Веник. — Не доверяют и правильно, кстати говоря, делают.
В ответ что-то лязгнуло, стальные клыки запоров вышли из глубоких пазов, и огромная водонепроницаемая дверь медленно поехала вбок.
Окинув Липского победоносным взглядом, куратор решительно шагнул внутрь.
— Помнишь, я тебе говорил про Тредиаковского? — вдруг удержал меня маркиз.
— То есть?! Нет, не помню, а что?
— Ничего. Не было такого человека!
— Зачем же ты про него говорил?
— А я знаю?! — искренне удивился он.
Тут амазонки начали ненавязчиво теснить нас к проходу, и я предпочел прервать разговор, подумав, однако, что, с точки зрения безопасности, им следовало бы своровать каких-нибудь других микробиологов.
Не были мы идеальными кандидатурами для похищения, что греха таить, но подумал я об этом не с гордостью, а между прочим: просто констатировал факт. Точно как Веник про Тредиаковского.
Внутри оказалась небольшая, скудно обставленная комнатка с откидным столиком, двумя креслами и узкой больничной койкой в углу. Она не выглядела обжитой — вероятно предназначалась для дежурств.
Охрана расположилась в креслах, а мы вошли в следующую дверь и очутились в заставленном компьютерной техникой кабинете. Свет здесь вспыхнул автоматически, и в дальнем конце обнаружилось громоздкое сооружение, похожее на гинекологическое кресло с летным гермошлемом в изголовье.
Федор Федорович сверился с записями и указал рукой на уродливое сидение:
— Садитесь кто-нибудь, господа ученые.
Следуя зову души, Веник перекрестился и взошел на стальную платформу — по выражению лица можно было понять, что мнит он себя вторым Спасителем.
Как только мессия улегся, вложив руки в специальные углубления в подлокотниках, раздалось слабое жужжание и выгнутое наружу аспидное забрало начало наезжать на гадливо улыбающееся лицо.
— Товарищ Пэмосэд, передайте жене, что я ей не изменял! — трагически вякнул начальник экспедиции и, когда шлем замер, превратился в символ нуждающейся отечественной космонавтики. Странное сочетание пережившего стадию носки костюмчика с блестящим, полированным шаром придавало ему облик безработного инопланетянина.
— А разве у него есть жена? — отреагировал куратор на прощальные слова. — В анкете про жену ничего не значится!
— Жен там не одна, я полагаю. Смотрите, какой он худой и пользованный — чистый Казанова!
Старик кивнул и самодовольно погладил крутое брюшко, обтянутое не менее крутым “адидасом”. Выглядел он как футбольный тренер, по недоразумению проглотивший мяч, но не оставивший клуб из любви к искусству.
Мне не понравилась эта динамовская расслабленность:
— А в анкете, думаю, не единственная ошибка. Он какую себе национальность присвоил?
— Я — космополит, — донеслось из-под шлема.
— Вот видите, Фреон Фреоныч! Наверняка ведь и родственников не всех указал. А есть, например, на «Мицаре» финансисты?
Ответить куратор не успел: перед нами вспыхнул огромный — во всю стену — экран, показав четкое изображение какого-то помещения, занятого лабораторными столами с различным медицинским оборудованием.
На переднем плане высился аппарат, отдаленно напоминавший человеческий скелет, закрепленный на гусеничной платформе.
От его цилиндрической “головы” поднималась изогнутая по типу троллейбусной дуга, из глазниц выступали телескопические объективы, а с боков, почти до самого пола, свисали две суставчатые “руки”.
— О-о-о! — восхитился инопланетянин. — Робот, блин!
А я залюбовался “Экскалибуром”… Всего месяц назад корпорация “Био-Рад” анонсировала этот сверхсовременный диагностический комплекс и вот, нате, вижу собственными глазами. Фантастика!
— Господин Липский, можете пальцами пошевелить? — вдруг попросил Федор Федорович.
— Отстаньте, не видите, — я взволнован?! Пэмосэд, греби сюда! С тобой щас спазм случится!!!
— Уже случился. Тут ещё и большой экран есть.
— Ах, вот так?! — удивился Веник. — Значит, интимные места мы почесать не можем?
Вторя возгласу, скелет на экране принялся сгибать и разгибать длинные пальцы, а затем приподнял руку.
Я оглянулся и заметил, что правый подлокотник немного изменил положение.
— Значить, господин Липский находится сейчас в кажущемся, виртуальном мире, — глянув в блокнот, начал объяснять куратор. — Он видит компьютерное изображение предметов и механизмов, которые окружают вон того очкастого робота в лаборатории. Который, значить, будет повторять все движения господина Липского.