Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
Тогда веди в дом лекарей и священников, и родных его и говори всем на улицах о постигшем тебя…”
Веник слушал с пасмурным выражением, на которое его провоцировала редкая как туча в засуху мыслительная деятельность, но ответил в обычной солнечной манере:
— Хочешь привлечь Бааль Зебуба? Я давно понял, что ты не так прост, как кажешься.
— Нет, серьезно. У тебя это описание с чем ассоциируется?
Липский почесал заросший щетиной кадык:
— Симптоматика отравления атропином. Следовательно, "Мак Бенак" — это дурман или белена, а земноводных жаль. Их втянули по глупости, как и Бааль Зебуба.
Уставился на меня так, будто я тоже причастен, и замолчал.
— Ну, давай дальше!
— А что дальше? Змеиная вода — это карболка. Фенол, иначе говоря. Всё.
— А мозги урода?
— Пускающего слюни?! — оживился Веник. — Мне кажется, это из гомеопатии: подобное лечи подобным. Но средство малоэффективное, поскольку карболка сжирает органику.
— А отчего тогда разум мутится?
— От крепкой водки, от чего же ещё. Эх, кто бы нас так травил!
— Ну, а если урод был инфицирован? Допустим, слюни он пускал по определению, а вирус имел в качестве сувенира.
— Опять ты со своей шизой?! Фенол всё равно разрушил бы белковые компоненты, и осталась бы голая РНК. А она, хотя и сохраняет инфекционные свойства, заразить… — он запнулся, призадумался и вдруг хлопнул себя по голове, — слушай, её же вводили прямо в организм! В принципе возможно и заражение. Фенол и спирт эрэнкашкам нипочем, а если с током крови они попадут в мозг… да, если вирусная РНК попадет в нужную клетку — заражение обеспечено. Ты откуда рецепт списал?
Я поведал про "Чадру Айши" и библиотеку епископа Малеструа.
Выслушав, он о чём-то поразмыслил и изрек:
— Таки я тоже имею чем тебя обрадовать. Угадай, что я видел в шкафу с первой группой патогенности?
— Ливерную колбасу?!
— Не поверишь! Оспу.
Вот ведь — слово, а эффект как от удара по голове:
— Быть не может! На весь мир остались две референс-лаборатории…
— Сам знаю, — перебил Веник. — В Москве и в Лондоне. А третья
здесь, на «Мицаре», не сойти мне с этого места!
— А ты, часом, не обознался?
Он наградил меня высокомерным взглядом:
— Мне ли оспы не знать!
В случае распространения последствия были бы ужасающими. У меня воображения не хватило, чтобы представить размеры бедствия:
— Сколько же сейчас людей без иммунитета? Вакцинацию прекратили в конце семидесятых?
— Везде по-разному, но не это важно, — рассудительно ответил Липский. — Когда принималось решение о ликвидации оспенных вирусов, никто и не подумал о частных коллекционерах. А те взяли и сами за себя подумали!
— А почему ты решил, что коллекция частная? Может, это стратегическая программа какой-нибудь захудалой страны — чтобы не тратиться на ядерное оружие…
— Нет, такую страну, безусловно, можно найти! А коллекция — частная.
— Почему?
— Всё водоплавающее имеет свойство тонуть. Риск неоправданно велик, если речь идёт об оружии и если есть альтернатива хранения на суше…
Веник, кажется, был не далек от истины. Просто поразительно, что Всемирная Организация Здравоохранения просчиталась, не предвидела такую возможность! Боролись не меньше как за уничтожение оспы на всей планете, а ерунды не предусмотрели.
— Ну а не пробовал… того?!
Он не стал восторгаться моим порывом:
— Удивительный ты человек, Миннегага Анатольевич! Отчего ты думаешь, что деньги могут храниться без замка? Даже нищая ВОЗ выложила бы за этот ящик не меньше миллиарда долларов, а если обратиться непосредственно к правительству США или Японии…
— Поторговаться!
Маркиз опечаленно вздохнул:
— Эх, где были глаза молоденького практиканта Вени Липского! В своё время я мог замариновать столько вирусов, что сейчас мы с тобой торговали бы крупным оптом. Трастовое бактерицидное общество: “Липский, Гвоздев и Вермишель”. Звучит?!
— А вермишель зачем? На уши?
— Понимаешь, твоя фамилия не подходит для серьёзных финансовых операций. Слишком уж она откровенная.
— Неужели?
— А то?! Клиенты войдут в заблуждение: с одной стороны миллиарды долларов, а с другой — сомнительный какой-то Гвоздев. Любой дурак определит, что у тебя нет родового замка.
— Пусть тогда фирма называется: "Липский и Вермишель". Тавтология, конечно, но зато как звучит!
В ответ он изобразил обиду и отправился на поиски спирта, а я принялся изучать суккубов, инкубов и вампиров.
Собранные доктором исторические документы убедительно свидетельствовали о доминирующем влиянии потусторонних сил на подлунный мир.
С этих позиций легко объяснялись мои скромные успехи на научном поприще и в личной жизни, но разнообразием компенсирующих методик компьютер не порадовал: для улучшения дел требовалось причаститься кровью новорожденного и отравить какого-нибудь праведника.
С младенцами, при необходимости, я бы ещё выкрутился, но найти в наше время пригодного для травли праведника не представлялось возможным. Веника если, но его не отравишь — только аннигилировать!
Тогда как имеющиеся материалы — протоколы судебных разбирательств времен святой инквизиции и соответствующие выдержки из летописей — никаких упоминаний об аннигиляции не содержали.
Не было там и явного “вирусного следа”, хотя из добытых с помощью дыбы и испанских сапог признаний следовало, что зелья и снадобья содержали в качестве компонентов ткани и выделения человеческого организма.
Вариоляция (если предположить, что речь шла об оспе) применялась ещё в Древнем Китае. И в Индии. Там высушивали оспенные корочки больного, растирали в порошок и втирали его в кожу или вдували в нос здоровым людям, надеясь вызвать легкую форму заболевания. От современной вакцинации методика отличалась тем, что могла вызвать и тяжелую форму, поскольку использовался заразный, “уличный” вирус, а не ослабленный, от больной коровы.