Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
— А ты тоже в сетчатых колготках прилетел? Для маскировки?
— Она, как и я, любила породистых лошадей и старые французские вина. Мы сразу поняли друг друга, и когда она смотрела на меня, взор уже туманился в предчувствии страсти. Пока Гвоздев мыл наш белый, шестисотый «мерс», мы закрылись в шикарном номере отеля и обсудили детали операции. Едва я стер помаду, ввалился мой помощник и доложил, что за нами установлена слежка. На некоторое время мне удалось пустить их по ложному следу, однако, в цепочке связных оказался двойник, оборотень и предатель, польстившийся на черные деньги наркодельцов. Его настоящее имя было Федор Федорович Сперанский, а псевдоним "Махмуд Махмудыч". Он незаметно подмешал Гвоздеву в коньяк какую-то жидкость, по вкусу и запаху напоминавшую портвейн, а когда тот развязал язык, записал всё на портативный магнитофон и передал в руки главаря по кличке «Черный». Вначале нам устроили автокатастрофу…
— Подожди, подожди! Что за доминошная расцветка в твоем романе: костюм от Версаче и «Мерседес» белые, а деньги и главарь черные? Для палитры деньги должны быть зелеными, а твой римский нос сизым. Как будто от дувшего тебе в лицо ледяного ветра.
Он захлопнул тетрадь и обиженно сказал:
— Я так и предполагал, что ты будешь издеваться. Конечно, здесь, как и в любом литературном произведении, есть некоторая доля вымысла, но без этого читателю будет неинтересно. По-твоему, я должен был написать, что мы поехали в экспедицию в дырявых носках? А у читателя, может быть, тоже носки дырявые! Нужна ему такая книга? Он хочет описания красивой жизни: рауты, коктейли в шезлонгах и декольтированных смокингах, накал страстей…
— Да я не против, но как-то странно у тебя распределяется правда и художественный вымысел. Всё, что касается меня — сплошная, голая правда. Зато себя ты, мягко говоря, приукрашиваешь.
— А ты хотел, чтобы было наоборот? — искренне удивился Веник. — Но это же я пишу роман! Если тебе обидно, ты тоже напиши, и пускай в твоей книге я буду мыть машину, а ты закроешься с резидентшей.
— Ну, нет, два шедевра на одну тему — перебор! Ты, пожалуйста, сам расправляйся с наркомафией.
Меня, разумеется, заинтересовало, как Липский намерен разделаться с захватившей нас бандой, поэтому я пожелал ему творческих успехов и переключил экран на кабельный канал.
Посмотрев для разрядки порнушный боевик, я забрался под одеяло и быстро уснул, освободив мысли для волнующей прогулки по фантастическому лесу в объятиях гибкой женщины с загадочным, кошачьим взглядом.
Тесная, извилистая тропинка, устланная влажным ковром из опавших золотых и багровых листьев, пропетляв среди угасающих деревьев, вывела нас на безлюдный песчаный берег. Шальная, заблудившаяся в застывшем зеркале залива волна, захлестнула узкую полосу пляжа и откатилась, унеся в небытие наши счастливые следы. Земля размеренно вращалась вокруг несуществующей оси, в направлении которой тянулся смытый водой пунктир. Мы продолжали идти, не подозревая, что улетевший миг был серединой Вечности.
Глава восьмая
За завтраком Федор Федорович неожиданно заговорил о шизофрении.
— Господин Гвоздев, шизофрения ваша на мозгах отражается? То есть, например, заметно её под микроскопом или же она только в мыслях бывает?
— Наверное, не шиза а деменция, — немедленно воткнулся мой эрудированный напарник. — Приобретенное слабоумие — вот что вас должно беспокоить.
— Э… — задумчиво протянул Сперанский, — я не для себя интересуюсь. Нет, просто господин Президент приказали сегодня монстриков изучать.
Веник, озабоченный поисками спирта, серьезно взволновался.
— Ничего не знаю! Каких ещё «монстриков»? Мне срочно нужно в лабораторию — вирусов кормить. Они и так уже совсем чахлые: боюсь, до отчета не доживут.
— А вас, Вениамин Моисеевич, никто и не трогает. Кормите себе на здоровье, кого хотите, только голову, значить, не морочьте. Это мы с господином Гвоздевым их исследовать будем.
Впрямь, что ли, заговаривается:
— Что-то я не пойму, кого мы будем исследовать и зачем?
Федор Федорович не спеша отодвинул тарелку.
— "Монстриками", значить, я их окрестил, а вообще они здесь вроде кроликов числятся. При лаборатории. Вы кино про людоеда в клетке смотрели?
— Да что-то было…
— Вот! Вот и у нас такой же гадючник имеется. С миру, значить, по нитке собирали уголовно наказуемых за мерзостные деяния к смерти или пожизненному заключению. Откупали за взятки… Не в Америке, конечно, и не в других серьёзных странах — там такие номера не проходят. Зато в развивающихся местностях понабрали этого добра предостаточно. В каком-то там, я не знаю, Тринидаде начальник тюрьмы со слезами нас провожал — умолял наведываться! Шальные, значить, денежки и хлопот меньше.
— А зачем они вам понадобились? — заинтересовался Липский. — Гвардию себе готовили?
— Для переработки, зачем же ещё! Покойный доктор из них вирусов приготавливал, чтобы потом всякие лекарства изобретать. Я потому и спрашивал Сергея Сергеевича про мозговые отклонения и функции, — последнее слово он произнес с какой-то даже гордостью, как бы подчеркивая сопричастность таинству науки.
— А Бааль Зебуба вы случайно не вызывали? Или он здесь прописан? — не унимался Веник.
— Да отстаньте вы со своими дурацкими шуточками! — разозлился куратор. — Я не с вами разговариваю, а с господином Гвоздевым.
— Даже не знаю…, природа шизофрении ещё недостаточно изучена. Вы ведь в курсе, как часто случается: одни ученые думают одно, а другие — совсем другое. Лучше скажите, что мы должны выяснить у этих монстриков?
В устремленном на меня взоре мелькнуло детское удивление.
— Что выяснить? Да я же об этом у вас хотел спросить! — старец чуть чашку не опрокинул от неожиданности. И тут же разобиделся на весь свет.
— А в чем дело, господин научный консультант? — Веник церемонно поклонился тарелке с гречневой кашей. — Дайте нам только точку опоры и…
Сперанский метнул в него злобный взгляд.
— Доктор-то не особо со мной советовался своими, значить, программами, а с господином Президентом вообще разговор короткий: “Кру-угом, шагом марш. Пошел вон.” Ну я и подумал, что, может быть, вы там у покойника в компьютере что-нибудь вычитали. К тому же, диссертация ваша… хотя обождите! — он слегка хлопнул ладонью по облысевшему лбу и полез в портфель. — Обождите! Вот же голова садовая! У меня, значить, вопросничек имеется, с которым доктор к монстрикам ходил. Вот он где, родимый, — в зеленой папочке…, - Федор Федорович извлек на свет тонкую пластиковую папку и, с торжествующим видом, протянул мне.