Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
— Сейчас в России мало кто знает даже своих прямых прадедов. Не говоря уже о генеалогии. У нас теперь нет генеалогии, хотя раньше всех родившихся и умерших записывали в специальные церковные книги. А в поминальной молитве перечисляли поименно, и потому не было разницы когда человек ушел — вчера или во время какой-нибудь Бородинской битвы.
— Я часто бывала в России и хорошо помню ваших дворян. Это были блестящие, высокообразованные люди с развитым чувством долга. Родство с ними — большая честь.
Странно. О ком это она?
— А я удивляюсь, откуда вы так хорошо знаете язык. И когда же вы были в России в последний раз?
— Я говорю на восьми языках, а в России была когда умирала моя прапрабабушка Хельга фон Бок. Она была женой русского кавалергарда князя Ростоцкого, следовательно, я тоже немного русская.
— Так вы о видениях? — сообразил я. — Но ведь Сперанский утверждает, что в памяти ничего не остается. А вы, значит, помните?
— Это нормальные люди забывают, а шизофреники помнят. Во всяком случае, так сказал мерзкий лягушатник, когда пытался вытянуть из меня кое-что. Мерзавцы подмешивали мне в пищу яд, который вызывает видения, а когда я отказалась от еды, они отравили воду. Теперь я блуждаю во Времени постоянно.
— Это не вода, а газ. Сюда закачивают специальный газ, не имеющий запаха и цвета. Он называется «веселящий». Вот от чего у вас видения.
— Газ? Ну, пусть газ. Мне теперь уже всё равно. Видишь, что от меня осталось?
Я заглянул в закатившиеся глаза куратора.
— Не говорите так. У меня здесь один приятель, так мы с ним собираемся всё исправить. Если продержитесь ещё немного…
— Ты говоришь ерунду! Вероятно, ещё не понял, куда попал. Жаль мне вас с приятелем.
— То есть?
— Я вижу — ты добрый мальчик, а добрые люди безнадежно глупы. Как тебя зовут?
— Сергей Гвоздев. Я вирусолог. Но, мне кажется, я старше вас.
Ответом стала ледяная улыбка.
— Кто может быть старше умирающего? Только мертвый.
Я ещё раз взглянул на Сперанского и удостоверился, что тот общается с викингами.
— Пока неизвестно, кто здесь будет умирающим и кого сожрут скользкие рыбы. Дайте срок! И, кстати, скажите — о чем с вами разговаривал Мюссе? Что его больше всего интересовало?
— Разговаривал? — на этот раз улыбка наполнилась ядом. — Бриллиант! Я бы не назвала разговором то, что между нами было. Ты плохо меня знаешь, если думаешь, что я могу беседовать с висельниками.
— И всё-таки! Понимаете, чтобы что-то предпринять, необходимо разобраться. Помогите нам.
Минуту она молчала, просвечивая меня космическим взором.
— Ты очень грозно выглядишь в моём халате и с этим окосевшим идиотом в руке. Надеюсь, вы с приятелем уцелеете. Так что тебя интересует?
— Намерения. К чему он стремился? Для чего нужны эксперименты с веселящим газом?
— Он хотел добраться до тайных знаний, которыми владели древние, и которые были утрачены по воле Провидения.
Я не знаю, как лягушатник собирался их использовать, но уверена, что не на всеобщее благо. Он не принадлежал к человеческому роду, этот Мюссе, и ад, выпустивший его на землю, не мог ждать слишком долго.
Как только она сказала про ад, Сперанский выпал из транса и, с места в карьер, напустился на меня.
— Это всё из-за вас! Говорил же, что Высшие Силы не любят, когда их запреты нарушаются! Предупреждал! А вы что? — куратор смерил меня особо презрительным номенклатурным взглядом.
Странный обморок: вроде в другую комнату человек выходил, а потом вернулся.
— Не кокетничай, мошенник, — вступилась за меня Анхелика. — Девочки будут от тебя без ума. Моя подруга Люсиль обожала всяких уродов. И Катрин. Пожалуй, ты будешь пользоваться успехом как граф Анри де Тулуз-Лотрек, который в детстве свалился с крыши и нажил себе замечательные увечья. Дамы его обожали!
— Нужны мне ваши дамы! — ляпнул Федор Федорович, но тут же стушевался. — То есть, я хотел сказать, большое спасибо, ваше величество.
— Вирусолога благодари, — великодушно разрешила Анхелика. — Если бы он не зашвырнул тебя словно мячик для гольфа, этот бесподобный оскал оценили бы только гробовщики. Впрочем, я надеюсь, ты не лишишь их такого удовольствия.
— Так точно, Ваше Величество, — угодливо пообещал Сперанский.
Определив состояние куратора как неустойчивое, я спросил у Анхелики:
— Скажите, а далеко ли продвинулся Мюссе? Я понял, вы не делились впечатлениями — как же он умудрялся проникать в прошлое?
— Продвинулся очень далеко, хотя туда ему и дорога. А «проникал» с помощью своих отвратительных компьютеров, которыми здесь оснащены даже клозеты.
Каждый день, несколько часов подряд, нам навязчиво демонстрируют один и тот же бездарный фильм; точнее — не фильм, а бессмысленный набор картинок. Там есть буквы, цифры, символы и изображения различных предметов, которые чередуются с фотографиями памятников, музейных залов и пейзажей.
Можно сколько угодно отворачиваться и закрывать глаза, но всё так иезуитски подстроено, что просмотр этого шоу неизбежен. Слайды появляются внезапно и в самых неожиданных местах. Понимаешь, в чем дело?
— Компьютер как-то отслеживает реакции? Вроде полиграфа?
— Думаю, что хитрей. Надуть глупую полицейскую машинку способен любой пройдоха, а здесь, — она помолчала, — здесь я чувствую, как сатанинский электронный мозг опутывает меня невидимой, клейкой паутиной. Чтобы разорвать её, я даже прибегала к заклятиям, но магия оказалась бессильна.