Недремлющий глаз бога Ра
Шрифт:
Он хотел ещё что-то добавить, но в этот момент коридор заполнился короткими и частыми звонками пожарной сигнализации, под потолком зажглось красное табло с мигающей надписью "Fire Alarm", а из невидимых отверстий в палубу с дьявольским свистом ударили сразу четыре морозные газовые струи.
В один миг помещение преобразилось и вокруг нас воцарился воющий, свистящий, шипящий ад.
— Углекислота! — крикнул я. — Бежим отсюда!
Но Федор Федорович даже не пошевелился. От неожиданности он
Я перепугался не меньше, но в паралич не впал — наоборот, проснувшийся инстинкт самосохранения побуждал к решительным действиям. Схватив куратора за шиворот, я волоком подтащил его к водонепроницаемой двери.
— Командуй быстрей! У нас пара минут, не больше!
Тот вдруг сделался ватным и начал тяжело заваливаться набок.
Меня захлестнула волна животного ужаса.
— Командуй, пень!!! — заорал я прямо в морщинистое ухо. — Командуй!!! Сейчас задохнёмся!!!
— Ка… ка… ка…
Мной владело паническое желание отшвырнуть этот груз и бежать — не важно куда, а лишь бы не стоять в ожидании стремительно надвигающейся гибели.
Прижав правой рукой почти бесчувственное тело к металлической стенке, левой я принялся хлестать по упитанной физиономии.
— Очнись, идиот! Подохнем как тараканы! Очнись, тебе говорю!
Под градом пощечин его глаза наполнились слезами, и он попытался защититься.
— Повторяй за мной, только громко! — я отвесил ему последнюю оплеуху и развернул лицом к выходу. — Computer!
— Computer! — эхом отозвался Федор Федорович.
— Громче кричи! Тебя из-за звонков не слышно! — для тонуса я дал ему подзатыльник. — Computer!
— Computer! — изо всех сил завопил куратор.
— Open the door "F"! — крикнул я.
— Open the door "F"! — выложился он.
— The door «F» blocked. Operation failed, — равнодушно отрапортовал компьютер.
С перекошенным лицом Федор Федорович ринулся к двери и обеими руками принялся колотить по бронированной плите.
— Open the door "F"!!! Open the door "F"!!! Open the door "F"!!! — орал он благим матом.
Голова у меня начала наливаться свинцом, отчего стены дрогнули и тихонько поплыли в тяжелом тумане, заливавшем агонизирующий коридор.
Собрав последние уже остатки воли, я снова сгреб куратора за шкирку.
— К монстрам двери открыть можешь?
— Open the door "F"!!!" — прокричал тот мне прямо в лицо.
Я оттащил его к ближайшему люку и ткнул носом в бронзовую латинскую букву "S".
— Наш последний шанс! Командуй!
— Computer! Open the door "F"! — завопил Сперанский.
— The door «F» blocked. Operation failed, — объяснил компьютер.
— The door «S», болван! — страх теперь начал превращался в тупое, гнетущее безразличие,
— Computer! Open the door "S"! — на этот раз ему удалось переорать даже тревожные звонки.
Запоры звучно и спасительно клацнули в ответ, а длинная стальная ручка заметно вздрогнула.
Я навалился на неё всем телом, но массивная с виду конструкция поддалась на удивление легко и отошла, образовав почти метровую щель, куда я сверхсильным броском направил не перестававшего голосить Сперанского.
Тот зацепился за ступеньку высокого металлического порога и распластался ничком у самого входа, а я, шагнув следом, встал прямо на обширную чиновничью задницу и потянул за собой дверь.
Как только толстая резиновая прокладка сжалась под тяжестью стали, вокруг наступила сладкая, торжественная тишина.
Одновременно с радостью меня посетила мелкая дрожь в коленях, одуряющая тошнота и волна липкого, вонючего пота.
Не найдя сил двинуться, я вяло стёк по двери и присел на жирные ляжки куратора.
Несколько минут мы пребывали в неподвижности, прислушиваясь к отдаленным звонкам, пока надменный женский голос не произнес откуда-то сзади:
— Сперанский! Кажется, я тебя просила привести девочку, а не мальчика, — последовала недолгая пауза. — К тому же он пахнет!
По-русски она говорила без акцента, но как-то слишком уж правильно — наши люди так не говорят. Наши люди жуют и глотают слова, а эта произносила их четко и с одинаковыми, точно отмерянными интервалами — как с конвейера снимала.
Я попытался повернуться, но Федор Федорович, на которого командные интонации действовали мобилизующе, отреагировал раньше, и теперь уже мне пришлось растянуться на ковре.
— Сперанский! Поздравляю — новый оскал подобран со вкусом. Пожалуй, в Голливуде ты сделал бы карьеру.
Наконец, мне удалось приподняться, но тут я увидел лицо куратора и в припадке нервного хохота снова шлепнулся на пол.
Стресс впечатал в физиономию Федора Федоровича то самое выражение, которое возникло, когда компьютер отказался открыть нам дверь.
— А в чём дело? — недоуменно спросил тот. — Почему он смеется?
— Просто странный мальчик, — холодно объяснила женщина. — Другой давно бы удрал, а этот смеется. Хотя нет, теперь он плачет.
Я и в правду уже рыдал.
— Русский? Из Москвы?
— Так точно, Ваше Величество. Назначен вместо прежнего.
— А того отравили или повесили?
Меня настиг ещё один приступ.
— Ах, утопили. Жаль. Надо было повесить. У него был отвратительный баварский выговор и чересчур длинный нос, но на рее он выглядел бы убедительно. А когда тебя утопят?