Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
– Интересно, кто из них меня заложит, – пробормотал Сергей и пошел домой.
В темноте было почти не видно, как в окне второго этажа тихонько колыхнулась белая занавеска.
VII
Рано утром в лаборатории Барсов снова и снова прокручивал записи разговоров супругов Хворовых.
– Невероятно, – бормотал он, – какое полное отсутствие любопытства.
Супруги болтали целый час перед сном, ни словом не упомянув его пластмассовые ведра, авангардную для того времени одежду и суперобои. Николай Васильевич заметил, что Сергей – приятный молодой человек, выразил надежду, что он будет хорошо работать, а Раиса Кузьминична пожелала, чтобы он поскорее женился и наладил художественную самодеятельность в институте.
– Надо будет обсудить этот вопрос на следующем партсобрании, – зевнула она, и чета Хворовых погрузилась в спокойный глубокий сон.
Их утренние разговоры касались уже работы. Было ясно, что они воспринимали Сергея как своего соседа и коллегу – но не более того.
– Черт знает что! – злился шеф, думая, как задеть любопытство соседей, которое, наконец, перерастет в зависть. – Не с чем работать. Чем же их, черт побери, подцепить?
Он вставил диск с разговорами в инфаковской аудитории, где Сергей преподавал английский. Там его ждали некоторые открытия.
– Нинка, – послышался голос «комрад» Секретаревой. – От тебя, что ли, пудрой воняет?
– Тише ты, – прошептала ее собеседница Нина. – Я не пудрюсь. Это Демин мимо прошел.
– Точно, – заржала Секретарева. – Демин пудрится. На каждой перемене коробку достает. У него и тетради все жирные от пудры.
Барсов не сразу вспомнил, что его современницы о компактной пудре еще не подозревали, а пудру добывали из круглых коробочек, где она лежала в виде тошнотворно пахнущего розового порошка. Вместо пуховок использовали неопрятные ватки.
– А на зеркальце-то, – захихикала Нина, – фотографию Орловой прилепил.
– А как ты думаешь, – спросила Секретарева, – Бахметьев пудрится?
– Чем-то от него пахнет таким, – задумалась Нина. – Но не пудрой, по-моему.
– Как он одевается смешно, – фыркнула Секретарева. – Ножки тоненькие…
– Пиджак приталенный, как у барышни, – подхватила Нина. – Пижон! Интересно, – задумалась она, – откуда он английский так здорово знает?
– Здорово знает, – согласилась Секретарева. – Скоро арестуют, наверное.
– Наверное, – согласилась Нина.
На этом Бахметьев был забыт.
Барсов задумался. То ли переодеть Сергея, то ли подождать пока… «Подождать! – решил он. – Не менять же планы из-за двух глупых девчонок».
В семь тридцать к нему присоединился Андрей. Хотя он понимал, что этой ночью произойти ничего еще не могло, он был разочарован, когда ночной дежурный, передавая ему смену, сообщил, что ночь прошла без приключений.
– Спал как сурок, – коротко сказал дежурный сотрудник, вернее, младший научный сотрудник Слава. – В отличие от меня, – скорбно добавил он и отправился отсыпаться домой к жене.
Андрей тоже чуть не заснул, слушая, как Сергей бодро тарабанит на своем безупречном английском, вызывая восхищенные и влюбленные взгляды студенток, а потом рассуждает о свойствах кварца, предсказывая создание электронных часов, которые будут намного точнее механических.
Когда Барсов заглянул в лабораторию, измаявшийся от безделья Андрей посмотрел на него с немым укором. Однако шеф обрадовал его:
– Отправляем к нему сегодня компьютер, – решил он. – И обеспечиваем средствами обратной связи. Спутники сегодня ночью проверили, так что мобильный тоже можно передать.
Спутники, обеспечивавшие телефонную связь с пятьдесят третьим годом, были снабжены хитрым устройством Александра Павловича, которое могло преодолевать временные континуумы до ста пяти лет при отсутствии помех. Шестьдесят лет оно брало легко, связь была четкой – гораздо четче, чем в двадцать первом веке.
– Удивительное дело! – ворчал Анатолий Васильевич. – Сложные задачи решаем запросто, с серединой двадцатого века мы можем качественную связь установить. А чтобы в двадцать первом поговорить с Америкой…
– Да что вы, – удивлялся Андрей. – Вчера же отлично слышно было.
– Ничего не отлично, – упирался шеф, – я свое эхо в трубке слышал и каждый раз думал, что мне Чак отвечает, а это мое собственное эхо было…
Чак – то есть Чарльз Хьюард, их американский партнер, – тоже отправил вчера своего сотрудника в маленький городок Лэйквуд в штате Нью Джерси со всеми современными прибамбасами, включая компактный CD-плеер, компьютер и пирсинг по всему телу. Результаты были замечательные: посланника побили, чуть не вырвали ему все сережки из тела и украли плеер. Теперь его надо было перебазировать в другое место, потому что при воспоминании о Лэйквуде сотрудник начинал икать и мелко трястись. Это было тем более обидно, что наличие зависти проследить успели, а вот психологические нюансы, игру с психикой завистника проморгали. Спасать надо было посланника, поэтому пришлось его извлечь из пивного бара прямо на глазах у толпы. Впоследствии это дало богатую пищу для рассуждений специалистам по расследованию паранормальных явлений на много лет вперед.
Пока Катюша со своей подругой с претенциозным именем Дора подбирала компьютерные игры, на экране монитора с изображением двора возникло некоторое оживление. Сергей установил видеокамеру на крыльце таким образом, что были видны ворота во двор и кусочек улицы за ними. У ворот остановилась машина – черная «Победа».
– Какая прелесть. Прямо коллекционная, – с завистью сказал Андрей, глядя на нее.
Из машины вышли два гражданина в кожаных куртках и один – в длинном драповом пальто с каракулевым воротником и черным мягким портфелем. Все трое встали у ворот, делая вид, что незнакомы друг с другом, и со скучающим видом стали смотреть в разные стороны.
– За кем-то приехали, – констатировал Андрей.
– Где у нас сейчас Сергей? – пробормотал Барсов.
Маячок показывал, что Сергей после института мотается по городу и, скорее всего, делает экскурсию по магазинам.
Прошло часа два. За это время в дом прошли обитатели всех квартир, кроме жильца квартиры номер семь.
– Неужели уже за Серегой приехали? – поразился Анатолий Васильевич.
– Что-то уж очень рано, – усомнился Андрей. Но шеф распорядился вызвать Митю с Иваном – двух толковых ассистентов, которые были страшно горды тем, что с них взяли подписку о неразглашении тайн эксперимента.