Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
Шрифт:
Никаких инструментов у него под рукой не было, не говоря уже о проводах. Значит, нужна помощь извне. Правда, мужчины не растерялись. Григорий Иванович вызвался намотать новые проволочки на фаянсовых пробках вместо перегоревших.
– Это нас не спасет, – решительно сказал Сергей и вытащил мобильный телефон. Его засветившийся ярко-желтым светом экранчик заставил всех забыть о временно постигшем их несчастье. Сергей потыкал кнопочки.
– Андрей? Привет!
– Я все знаю, – раздался как всегда недовольный голос Андрея. – Я не могу появиться, как всегда, так вот кстати. Так что озвучивай проблему.
– У нас тут проблема, – как ни в чем ни бывало, продолжил Сергей. – Я включил электрочайник, и выбило пробки. Но дело даже не в этом, тут очень слабая проводка. У тебя есть…
– Достаточно, дальше не надо, – пробурчал Андрей и отключился.
– И тебе всего хорошего, – вздохнул Сергей.
Одним он мог быть доволен: мобильный телефон сразил соседей наповал.
– Это что же… – пробормотал Николай Васильевич. – Это как же?
– Это телефон, – небрежно пожал плечами Сергей.
– Позвольте, – Клементий Николаевич взял телефон в руки, и его «золотой заем» снова свесился за ушами до самых плеч. – Какой же это телефон? Тут и диска нет... А где же микрофон поместился? А мембрана? А динамик?
Тут он нечаянно задел кнопочку, и экран опять засветился. Клементий Николаевич вздрогнул.
– Какая прелесть, – сказала Серафима Петровна, поднося свечку. – Какой он… желтенький!
– Ну, – улыбнулся Григорий Иванович, – я думаю, что цвет – не единственное его достоинство.
Сергей склонился над Николаевым и начал объяснять:
– Вместо диска – кнопочки. А мембраны тут нет. Это не угольный микрофон.
– Молодой человек, – наставительно сказал Николай Васильевич. – Не угольных микрофонов не бывает. Звуковые волны колеблют угольный порошок. А колебания…
– Наверное, – смущенно покашлял Григорий Иванович, – тут совсем другая технология.
Сергей одобрительно посмотрел на него и снял заднюю панель. Мужчины удивленно воскликнули, глядя на блок питания:
– Там же ничего нет!
– Просто в темноте плохо видно, – сказал Николай Васильевич. – А где такие продают?
– Это мы с Андреем сделали, – соврал Сергей. – Это радиотелефон такой. Как рация.
– Поразительно, – признали все.
Тем временем поднялась суета. Принесли керосиновую лампу, и при ее свете Раиса Кузьминична поставила самовар. У Кирюшиных оказался хворост, у Николаевых – пирог с рыбой. Сидеть в полумраке за самоваром было очень уютно. Все забыли про мебель, компьютер и чайник, как будто они были просто игрушками – интересными, но все же игрушками, не стоящими продолжительного внимания. Стали говорить об институтских делах. Валечка, толстенькая дочка Петровых, сопя, уминала хворост, а Любовь Борисовна рассказывала подробности последнего партсобрания.
– Разбирали жалобу Нины Павловны Серегиной, – говорила она. – Что ее муж уделяет ей мало внимания. Представляете, – она оглянулась на Сергея, – во всех подробностях. Мы просто не знали, что сказать. А наш секретарь…
Имелся в виду секретарь парторганизации Валерий Алексеевич Булочкин, человек, который очень всерьез воспринимал вопрос урегулирования семейной жизни членов партии и внутрисемейной дисциплины коммунистов, особенно в интимной сфере. Все-таки, подумал Сергей, сказывается отсутствие порнографических журналов. Вся нерастраченная сексуальная энергия секретаря парторганизации так и толкала его в самую гущу интимной жизни подопечных коммунистов, где он был сексуальным гуру, а они – подотчетными.
В данном случае речь шла о слабой сексуальной силе замученного общественной нагрузкой и суперактивной женой Серегина.
– Булочкин кричит, что Серегин прежде всего – коммунист!
Сергей неприлично громко заржал. Он слышал такую историю от деда, рассказанную уже в качестве анекдота. Оказывается, то, что для некоторых – анекдот, для наших отцов и дедов – серые трудовые будни.
– А наш секретарь говорит: «Я не позволю, чтобы вы относились к своей жене, как Нехлюдов к Анне Карениной», – продолжала Любовь Борисовна.
– Какая эрудиция! – всплеснула руками Маргарита Николаевна, и все захохотали.
– Значит, – веселился Сергей, – в вашей парторганизации все коммунисты должны быть половыми гигантами? А если я вдруг стану импотентом, меня исключат из партии?
Серафима Петровна звонко расхохоталась.
– Надо в уставе коммунистической партии было записать: обязуюсь, мол…
На нее с тревогой посмотрел Клементий Николаевич, и она сразу замолчала, бросив на Сергея быстрый взгляд больших карих глаз.
Нагруженные инструментами и кабелями, в дверь постучали Митя с Иваном. Григорий Иванович поднялся.
– Пойдемте покажу, где у нас пробки.
– Ничего, не беспокойтесь, – поднялся Сергей, – мы сами все сделаем.
Через час вспыхнул свет. На стене у дверей в квартиру Сергея висел беленький электрощиток, к которому тянулся от розетки толстый белый кабель. Сергей торжествующе включил чайник. Свет продолжал гореть.
– Вот молодцы, ребята, – похвалил Клементий Николаевич. – Ну что ж, – поднялся он. – Пора и на боковую.
Маленькая Валечка, показывая всем пример, уже спала, склонив стриженую головку на мягкий валик дивана и держа в кулачке недогрызенный хворост.
Включившийся свет как будто послужил сигналом для прощания. Про компьютер никто и не вспомнил. Электрочайник, который услужливо вскипел, как и обещалось в инструкции, за две минуты, одиноко стоял в углу, обиженно исходя паром.
– В темноте было уютнее, – пробормотал Сергей, когда все разошлись. Он подошел к видеокамере.
– Андрей, я все провалил? Почему они убежали?